и мысли исчезли. Совсем.
Мы очнулись на полу. По всему ковру была раскидана наша одежда. Моя рубашка оказалась под нами. Штаны – на кресле. А розовые стринги висели на настольной лампе, выкинутые туда в порыве страсти. Мне было и стыдно, и сладко одновременно. Я гладил прохладный шелк задравшейся сорочки и чувствовал под ним жар ее тела.
– Я люблю тебя, Вовка! – простонала она, изгибаясь, как кошка. – А ты? Ты любишь меня?
– Угу. – я зарылся лицом в ее густые темные волосы и нашел губами мочку уха.
– Что это за ответ: «угу»?! – возмутилась она, отталкивая меня.
Я опрокинулся на спину:
– Слова ничего не значат, но, если хочешь, я могу повторять их всё время.
– Не надо! Если тебе это так трудно, то и не напрягайся! – она даже губки надула, а потом припала ко мне и жарко зашептала. – Способен ли ты ради меня на безумства?
– Это чего, как Мюнхгаузен, жареных куропаток настрелять? – хмыкнул я.
– Э, нет. Это слишком просто. А вот смог бы ты отдать жизнь за меня? За любовь?
– А оно тебе надо? Лучше уж тогда: жить вместе долго и счастливо. И умереть в один день, чтобы потом родственники с похоронами не маялись: кого пригласить, в какое бюро сунуться, кому взятку за место на кладбище всучить. – поёрничал я.
Ну, не люблю я пафоса и надрыва. А ей, похоже, нравятся все эти мыльные страсти. Не такой уж и великий порок, если вдуматься. Может быть, даже достоинство для девушки-то.
По крайней мере, когда всякие шалавы начинают говорить о любви в этом же ключе, от них цинизмом за версту несет. А тут, не поймешь, может быть, и правда, верит.
– А если от этого самопожертвования будет зависеть моя жизнь? – не унималась она.
Вот пристала! Когда это я уклонялся от спасения прекрасных девушек? Да вот совсем недавно…
Хотя это – совсем другая история.
– Ну, разве, что твоя жизнь будет висеть на волоске, то я поступлю как настоящий мужчина. – как можно тверже и увереннее произнес я, потом добавил. – Оборву тот волосок, и другую найду, помоложе.
– Отлично! – она резко отшатнулась, метнулась к столу, в руке ее блеснуло лезвие магического кинжала.
Я чуть не взвыл от досады. Да что они: сговорились все? Никакого чувства юмора!
И зачем Толстый бросил здесь свой проклятый нож?
– Ты готов? – спросила она, уверенно сжимая атаме. – Проверим, на что ты способен?
– Ты тоже собралась руны на мне вырезать? Или жаждешь меня сразу убить?
– Убить – да, но не сразу. – глаза девушки подтверждали ее решимость.
Как же мне это надоело! Сколько можно ходить по кругу?!
– Ну, все, хватит! Наигрались! – я резко прыгнул вперед, ударом кулака отшвырнул подругу, даже дальше, чем хотел.
Но сзади на меня кто-то накинулся, заломил мне руки, прижал к полу.
Заговор,
