чтобы их заметили?
К примеру, можно ненароком наткнуться на спрятавшийся между бывшими общагами, круглый двухэтажный особнячок. Он, словно гриб, взирает на мир из-под квадратной шляпки и надувается от важности: вот, мол, я какой – особенный! Мал золотник, да дорог!
Или вот, недалеко от купола Цирка, назло новым строениям, мрачными стариками, год за годом, врастают в землю заброшенные купеческие усадьбы – они огородились от мира забитыми окнами, слоем дорожной пыли и всем своим видом презирают суету летящей мимо них жизни. Они, эти покинутые «дворянские гнезда», помнят балы и мазурки, подлетающие к парадному крыльцу блестящие экипажи, лихих кавалеров. Им снится стон клавиш, мучимых гимназисткой, боящейся признаться самой себе, как понравился ей юный корнет.
Деревянные особняки по ночам скрипят своими резными ставнями, мучаются, ждут жалости от современников, чтобы их добили и снесли навсегда. Об этих зданиях в городе тоже помнят.
Наш дом был просто двухэтажным. Его намертво зажало среди высоток, и оттого строение походило на нищего, умостившегося на тротуаре просить милостыню. В нем, вообще, ничего примечательного не было: ни ворот кирпичной кладки, ни огороженного двора, ни первого каменного этажа, наполовину провалившегося под землю. Здание стояло безликим, возведенным в период безвременья, одиноким, словно старик, который пережил всех родных и друзей. А еще строение напоминало прокаженного: облезлое, неухоженное, ненужное.
Три подъездных двери сиротливо поскрипывали на ржавых петлях и жалобно стонали на ветру. От стен отваливались куски замазки, порой вместе с кирпичами, да так и лежали на земле, видимо, уже не первый год. Ядовито-оранжевый цвет штукатурки, с поздними, зелеными заплаточными мазками, довершал жалкое впечатление. Возможно, именно так и выглядят дома, окончательно выжившие из ума.
Изнутри тянуло затхлостью, помоями и мочой, но там, определенно, кто-то жил. Зарешеченные провалы в стенах, прикидывались окнами и всегда были наглухо задернуты выцветшими шторами, а иные даже заклеены газетами, на которых явственно читались советские лозунги.
Не удивительно, что вспышка зеленого цвета за подобным окном не привлекла внимания. Как всегда, случайные прохожие автоматически ускоряли здесь шаг, дабы быстрее миновать сей притон нищеты, они стыдливо уводили глаза в сторону, мол, нет этого позорного пятна в их любимом городе.
Но вспышка света возникла не из-за перепадов электричества.
Это в подвале сработал хроноскоп, замурованный здесь по особому распоряжению городского Исполкома в далеком 1925 году.
Механическое сие сооружение, некогда располагавшееся в подвале, залитое ныне бетоном, было советской разработкой, которая своей эффективностью напугала не только чекистов и пламенных борцов за мировую революцию, но даже и масонскую ложу восточного окна «Аврора».
А теперь,
