поднимайся волчонок, поднимайся.
Испуганный мальчишка, держась за стенку медленно встал.
– Эй, Игнат, остынь маленько, остынь, ведь задушишь малого, – сказал, рядом стоящий мужик.
Игнат обернулся и увидел Степана Сальникова, бывшего середняка, служившего в своё время верой и правдой Щукину.
– А-а-а, Степан. Да чего ему будет, этому щенку, вон посмотри, как он смотрит на нас, прямо-таки готов накинуться и разорвать, правда, волчонок.
– Пропустите! Пропустите меня, дайте пройти, изверги, креста на вас нет! – Раздался женский голос.
– Да куда ты прешь шалава, сказали тебе, нельзя, что русский язык не понимаешь, нельзя, – выругался здоровенный верзила и оттолкнул её назад.
– Игнат! Прошу тебя, не губи дитя невинное, отпусти ты его, – продолжила кричать женщина.
Щукин обернулся и посмотрел в сторону открытой настежь двери.
– Игнат, не губи ты нас, ведь ты знаешь, я всю жизнь на тебя работала, стирала, убирала, любую работу по дому выполняла, ведь упрека не было, – умоляла она.
– А ну пропусти её! – Громко крикнул Щукин тому верзиле в дверях. Окинув взглядом бедную женщину, он всё-таки решил подойти к ней сам.
– Степанида, проходи в дом, проходи, никто тебе ничего в упрёк не ставит.
Игнат взял её за руку и помог подняться.
– Всегда я был рад тебе, и отец мой, Осип Давыдович, и матушка моя Матрёна Серафимовна, царство им небесное, тоже были всегда рады видеть тебя, – сбавив тон, проговорил Игнат.
– Вот только одного не могу понять, что не хватало детишкам твоим, чего они полезли против нас, кто их поил кормил, ведь жили-то вы лучше других, заметь Степанида, лучше!
– Да неразумные они ещё, неразумные, не понимают что делают, что творят…
Не дослушав до конца Степаниду, Игнат тут же её перебил:
– Что!? Что ты мелешь Степанида, что ты мелешь. Это они неразумные!?
Игнат подошёл к Арсению и ткнув в него пальцем продолжил.
– Вот это он неразумный, ему уже пятнадцать лет, а у него злость да ненависть, жизни, понимаешь ли, хорошей захотелось, равенства, это со мной равенства, со мной!? С Игнатом Щукиным!? – Опять словно зверь заревел Игнат, – ух, собачье отродье!
– Да что ты, что ты Игнат, у него и мыслей таких не было, дурачок он ещё – Степанида подошла к сыну.
– Сенюшка, дорогой, ну скажи, зачем тебе всё это нужно, зачем? Я ведь и Ваське говорила, просила, умоляла его не связываться с этими людьми.
– Ты иди домой матушка, иди, я сам разберусь, – тихо прошептал Сенька.
Его губа была разбита, а из рассечения сильно шла кровь. Стекая с подбородка, она каплями падала на пол, рядом с его босыми ногами образовалось кровяное пятно.
– И правда Степанида, шла бы ты домой, кажется, ему всё равно смотреть на страдания матери, – с ехидством высказался Игнат и похлопал слегка парня
