с тем, как творила народы сама история, достаточно привольно конструирую ментальность собственных наций, что заселяют мир романа «Нет имени страшнее моего». Можно даже угадать, откуда что берется в них, если повнимательнее глянуть на историю, обычаи и верования – последнему я уделил особое место в повествовании. Тоже странная смесь из языческих верований и политеизма, наподобие римского или славянского. Но, с другой стороны, разве в России мало мест, где язычество, или шаманизм, не проникают в буддизм или христианство? Да и так ли далеко надо забираться, если здесь, на Европейской территории России можно найти поселки, где активно празднуют и языческую Кострому и Масленицу и нечто среднее между христианством и язычеством, появившееся уже в Средневековье или в более поздние века – скажем, городушки на Петров день, Духов день, празднование Ивана Купалы или иные, странно смешанные обычаи.
Многие отказывают фэнтези в признании под тем предлогом, что «придумать легко», достаточно напихать некий стандартный набор чудищ, скажем: орков, эльфов, гномов или русалок, леших, кикимор; растворить его меж людьми, одетыми по моде Средневековья или античности – и готово. Но даже такому миру необходимо развитие, история, культура, общность и цельность. Калькируя один и тот же сюжетный ход, однотипных героев и схожие схемы развития, можно получить много поделок, не имеющих никакой цены. А потому авторы обычно очень долго и трудно подходят к написанию того или иного фэнтезийного романа. Я не говорю сейчас про себя, но приведу в пример Марию Семенову, автора «Волкодава». В произведении присутствует огромный пласт материала, который хорошо знаком автору, поднаторевшему на истории и обычаях Древней Руси, но весьма мало знаком читателю. А потому отторжения или непонимания не происходит. Ну и конечно, благодаря умению автора не просто полностью погружать читателя в свой мир, но и делать его понятным, логичным, антропоморфным.
Да, вот еще одно звено, от наличия или отсутствия которого зависит судьба текста. Увы, но всякая история должна быть интуитивно понятна, осязаема и ощущаема читателем, без этого, как бы хорошо и явственно не был написан текст, не случится связи между персонажем и живым человеком, не произойдет взаимопроникновения, читатель просто отложит книгу, подумав: мол, написано хорошо и мысли какие-то есть, но что мне с того? Потому, как невозможно описав мир пришельцев из далекого космоса, не ввести туда людей, либо контрапунктом, либо одними из героев в научной фантастике, и в фэнтези немыслимо просто сотворить мир, населив его неведомыми существами и только про них писать. Хоббиты, гномы и эльфы Средиземья являются порой больше людьми, чем сами люди в трилогии Толкина. Неудивительно, что именно поэтому «Властелин колец» завоевал столь большую популярность именно как литература, описывающая вроде бы немыслимое и невозможное, но которая так недалеко в своей
