способны были сопротивляться, превращались в безвольную тупую массу, неспособную объединить своих усилий.
С точки зрения проявления симптомов, процесс голодания можно разделить на два периода. Первый был характерен худобой, ослаблением мышц и непрерывным уменьшением энергии движения. Тогда ещё не проявлялось глубокое повреждение организма. Исключая тот факт, что больные двигались очень медленно и были слабыми, никаких других признаков голодной болезни почти не было. Что касается психики больных, то здесь тоже не было особых перемен, кроме повышенной нервозности и возбудимости.
Границу перехода первого периода во второй трудно было определить. У одних это шло постепенно, у других – быстро. Можно приблизительно утверждать, что второй период начинался тогда, когда больной терял 1/3 своего нормального веса. Наравне с прогрессирующей худобой и ослаблением начинало изменяться выражение лица. Взгляд мутнел, лицо становилось равнодушным, бессмысленным и грустным. Глаза утрачивали блеск, глазное яблоко западало. Кожа становилась серо-синей, делалась тоньше, выглядела как пергамент, твердела и лущилась. Такая кожа легко заражалась, особенно чесоткой. Волосы становились жесткими, ломались, теряли блеск. Голова как бы вытягивалась, делались видны скуловые кости и глазные впадины. Больной дышал медленно, говорил тихо, с большим трудом.
Больные делались тупыми, становились равнодушными ко всему, что делалось вокруг них. Они избегали какой-либо связи с окружающей их средой. Если они ещё могли двигаться, то делали это очень медленно, не сгибая ног в коленях. Они всегда дрожали от холода, потому что температура их тел была низкой, часто ниже 36о С.
У людей наступала апатия. Они знали о своей безысходности, что наступит время, когда их выведут на казнь. Одни пытались утешить себя тем, что его судьба постигнет всех в лагере и что раньше или позже ждёт всех заключенных то же самое. Находились и такие, кто пытался молиться. «Единственным утешением может быть молитва», – услышал Каращенко от одного заключенного. На что другой ответил резко – «Что теперь каяться, когда смерть около жопы!»
«Шансов остаться в живых у меня, мало их нет…» – решил Каращенко.
Каращенко чувствовал, что его постепенно оставляют силы. Стиснув зубы, он переставлял одеревеневшие ноги, словно они были чем-то чужим, не принадлежавшим ему.
В лагере появились «вербовщики», немецкая разведка вербует агентов и направляет их в разведывательно-диверсионные школы.
– Согласиться… – мучительно размышлял Каращенко. Но это же измена Родине, присяге… Но другого пути избавления от верной гибели нет, а это путь возвращения на Родину, к своим.
Однако стать на этот путь Каращенко решился лишь после долгих и мучительных раздумий, понимая, что по существующим законам за совершение измены Родине он может быть сурово наказан. «Явлюсь с повинной, и к тому же не с пустыми руками», – твердо решил Мокий Демьянович и постарался привлечь к себе внимание вербовщиков.
Каращенко
