Ну, посмотрим. Если мне понравится, так уж и быть, сохраню у себя, раз ты не против.
Я уложил книги себе в рюкзак. Мирай тем временем уселась за барабанную установку.
– Хочешь послушать, как я играю? – спросила она, выпрямив спину.
– Пожалуйста, – ответил я, удобно усаживаясь на кровать поодаль от установки. Следующие секунд тридцать-шестьдесят обещали быть очень громкими. Так и произошло.
Мирай начала резко, без лишних прелюдий. Сделала брейк и перешла в ритм «четыре на четыре». Звучало, конечно, оглушающе. Мои уши не были к такому готовы, даже при условии, что я знал о чрезмерной шумности установки. Но мне не было некомфортно. Наоборот, я получал удовлетворение, наблюдая за игрой возлюбленной. Хоть и было громко до звона в ушах, игра сама по себе цепляла, была почти безупречна. Мирай отбивала ритм с невиданной мной смелостью. И глаза ее блестели воинственно, во взгляде читалось бесконечное упорство, с которым она достигла того уровня мастерства, на каком передо мной выплескивала свой безудержный гнев. Именно так. Это было похоже на изливание души. Как будто после отвратительного дня она решила рассказать всем, о чем душа болит.
Я настолько заворожился бешеной энергетикой Мирай, что не заметил, как она в одночасье прекратила. Она дала мне знать об этом, спустив на землю скромным вопросом:
– Ну, как тебе?
– Это… это было восхитительно, – сдержанно похвалил я. В ушах, понятное дело, звенело.
– Спасибо, – улыбнулась Мирай и затем добавила: – Я начала играть на барабанах спонтанно. Мне просто как-то год назад стрельнуло что-то в голову, и я захотела барабаны. Попросила бабушку с дедушкой – они и купили. Сначала заниматься было в радость, но потом трепет перед инструментом исчез, а огонь желания играть угас. Забросила всё где-то на три месяца, отучившись всего один. И как-то потом приехала сюда на каникулах в очень плохом настроении. Мне буквально хотелось рвать и метать всё вокруг. Я была зла, хотела плакать – и, конечно, плакала, навзрыд. А потом встала и увидела в соседней комнате установку. Пришла – и сразу пожелала поиграть. Не из-за того, что внезапно загорелась этим или еще что-то, а потому, что алкала выплеснуть всё накопленное из себя. Так я начала частенько садиться и постепенно улучшала навык. Улучшала его, успокаивая себя. Правда, здорово?
– Честно, я подозревал об этом. Ты во время игры, наверное, не представляешь, как выглядишь со стороны?
– Иногда думала, но не так чтобы зацикливалась. Мне, по большому счету, всё равно. Меня же здесь никто особо и не видит, хех.
– Ну, по тебе было заметно, что ты как будто кричишь. Не просто играешь, а именно кричишь. Зычно так, будто хочешь, чтобы тебя наконец услышали.
Мирай поначалу ничего не ответила. Она вышла из-за установки и сложила палочки. Потом легла на кровать рядом со мной, растопырив ноги и руки, и глубоко вздохнула.
– Наверное, ты прав, Рэй, – наконец изрекла она. – Только вот меня всё равно никто не слышит…
Я оставил ее без ответа на долгую минуту. Собирался с мыслями всё это время. Нестерпимая
