не хватало.
И случилось так, что однажды, еще до полудня, я оказался у решетчатых ворот усадьбы Василия Михайловича. И через несколько минут мы крепко пожимали друг другу руки. Взяв под локоть, он повел меня куда-то вокруг избы. Там, скрытая со стороны поля оградой, а от ворот – избой, в углу усадьбы ютилась беседка, опять же из бревен, бурно обвитых диким виноградом.
Молча хозяин подвел меня ко входу в беседку и, пропустив вперед, помог проникнуть в затененный листьями полумрак своеобразного кабинета – другого названия этому месту невозможно было дать: массивная, натурального темно-коричневого цвета сосновая столешница, ручной работы грубо сделанные массивные стулья, в двух из четырех сторон низкие крепко скроенные полки-стеллажи, приставной столик с печатной машинкой и широкая лавка все из той же темной сосны. Над столом – старая, с медным колпаком, висячая керосиновая лампа, а на одном из столбов – хищно изогнутая «хоботом» ее электрическая подруга.
Василий Михайлович молча наблюдал мою реакцию на его рабочее великолепие. А я не мог сдержать эмоций – все это впечатляло своей обстоятельной организованностью, столь милой мне самому.
– В таких условиях просто невозможно не писать! – не скрывая своего восхищения, молвил я. – Что греха таить, балуюсь пером и… печатать люблю на простой машинке, избегая электронных новшеств…
А владелец этого рукотворного богатства широко улыбнулся и поинтересовался, чем это я «балуюсь».
– Главным образом по делам службы, но и кое-что для души… Хотя и по линии той же службы… – с пафосом ответил я, вызывая тем самым Василия Михайловича на беседу о нашем прошлом.
И он вызов принял.
– Вы – кадровый военный? – испытующе глядя на меня, спросил он.
В такой ситуации темнить трудно, да и нужно ли это? Вопрос был поставлен прямо, и отвечать нужно было либо обстоятельно, либо кратко.
– С пятьдесят второго, – молвил я и тут же сам спросил: – А вы – не из флотских? Роба на вас уж больно приметная, рубаха явно матросской кройки…
– Было в моей жизни и это. Задел мою душу флот на всю жизнь. Ведь моя первая образовательная школа началась именно на флоте… В тридцать седьмом…
Еще несколько секунд – и мы могли бы отлично понять друг друга через флотские корни. И такой шанс я не упустил.
– Какое ваше «БЧ» – боевая часть на корабле?
Василий Михайлович расцвел и, крепко взяв меня за плечи, ответил, что его боевое заведение было в «БЧ-4» – служба связи.
– Хотя, как это было принято на флоте в то время, освоил еще специальности по боевым постам другим – минно-торпедному и артиллерийскому… В наше время это было нормой – быть специалистом по смежным постам. На средних кораблях всегда так было, а я служил на миноноске… А ваше «БЧ»? – спросил Василий Михайлович, видимо, не сомневаясь в моем флотском прошлом.
Мое
