достаточно распространённые случаи смерти на вершине эмоций, как положительных, так и отрицательных.
Примером резкого сброса клише может служить инсульт, когда память, превышающая все допустимые нормы, резко «срывается». Состояние, в которое часто погружаются люди после инсульта, демонстрируют как раз срыв клише памяти. Перенесшие инсульт теряют основную часть памяти, накопленной в текущей жизни, возвращаясь как бы ко времени своего детства. Это болезненное состояние является следствием резкого сброса эфирного материала, и, как правило, возникает на фоне стресса у людей с «львиным» характером. Похожая картина наблюдается и у трусливых людей. Только их уделом чаще становится склероз или старческое слабоумие, возникающее при постепенном отпадении неиспользованных клише памяти, когда они буквально «впадают в детство». Заметьте, что существуют ещё подобные возрастные болезни, приметой которых становится потеря памяти и постепенное возвращение к животному состоянию и «растительной жизни». Это следствие слишком плотных клише памяти, буквально приросших к эфирному телу, и слетающие вместе с его частями.
Правда, некоторые болезни, связанные с памятью, заметно молодеют. Например, рассеянный склероз, или болезнь Альцгеймера. Но здесь причина противоположная – это болезнь «умных», у кого перегружена эфирная память.
В поисках выхода из создавшегося положения, Артём Тарасович решил воспользоваться, по примеру неграмотных предков, символическими знаками, в которых будет прослеживаться аналогия между понятием и изображением. Запад решил изобразить в виде закрытого глаза, рассудив, что заход солнца легко ассоциировать со сном. Так как рисовальщиком Артём был не ахти каким, прикрытое веко на рисунке получилось больше похожим на лодку с повисшими вёслами. Зато открытое око востока («солнце встало – пробудись!») вышло вполне узнаваемым. Воодушевившись успехом, Артём продолжил свою работу. Юг как направление полёта птиц на зимовку приобрёл символику пера. При обозначении севера в памяти возникла глыба льда, айсберг, под рукой неумелого художника превратившийся в пирамидку с ломаной линией сбоку.
Потом такие знаки он будет оставлять на всём пути своего следования. Но сейчас этот рисунок не казался ему увиденным впервые. С всё нарастающим трепетом предчувствия чего-то неуловимо важного разглядывал он своё произведение: где-то он уже это видел. Но где? «Это же египетские иероглифы!». Он действительно их встречал на саркофагах и папирусах в музеях Каира и на стенах древних храмов.
В памяти всплыл тот момент, когда он стоял пред мумией какого-то фараона, и странный мистический трепет обуял его. И теперь при воспоминании о том последнем пристанище древнего египтянина внутри как-то захолодело, как бы в предчувствии чего-то сверхъестественного, трансцендентного…
– Мистика! – подмигнул себе в зеркало Артём. Неизбывный оптимизм и
