собираешься устроить еще больший беспорядок, я чувствую это в глубине души.
– Говорит девушка, которая привела домой байкера.
Она вскочила и ударила меня по плечу. Но сестра знала, что я прав. Ничто из того, что я мог сделать, не вызовет большего скандала, чем тот, который устроила она.
Месяц спустя наши семьи встретились за ужином, чтобы окончательно обговорить детали брачного союза. Марселла нашла неубедительный предлог, чтобы не присутствовать. Я бы хотел поступить так же. Она, наверное, занималась сексом с Мэддоксом на его мотоцикле, пока мне приходилось выносить самодовольное выражение лица Крессиды.
После ужина я встал с натянутой улыбкой:
– Я бы хотел показать Крессиде дом.
Ее мать поджала губы с преувеличенным беспокойством.
– Вы еще даже не помолвлены.
Ее отец, похоже, не слишком беспокоился о том, что я остаюсь наедине с Крессидой. Я уже лишил ее девственности, поэтому мы и оказались здесь. Он благосклонно кивнул, отчего я чуть не врезал ему.
Крессида встала с наигранно застенчивой улыбкой. Положила руку мне на плечо и ухмыльнулась, когда я выводил ее из комнаты. Я не проронил ни слова, пока мы не дошли до библиотеки, а потом отступил на шаг.
Мне надоело прикидываться покорным рыцарем.
– Амо, в чем дело? – спросила она с деланым изумлением.
– Прекрати притворяться. Ты же знаешь, я тебя терпеть не могу. Ты действительно хочешь построить брак на лжи?
Крессида пожала плечами:
– Мне без разницы. Однако ты изменишь свое мнение обо мне, когда узнаешь меня получше.
Я серьезно в этом сомневался. Она говорила гадости о моей сестре в один из самых тяжелых периодов в ее жизни. Она относилась ужасно ко всем, кого считала ниже себя, и была чертовски самовлюбленной.
– Найди парня, который купится на твою чушь и будет боготворить землю, по которой ты ходишь, потому что это буду не я.
Она насупилась, но затем мило улыбнулась и коснулась моей груди.
– Я подарила тебе девственность, разве это ничего не значит?
– Я бы вернул ее, если бы мог, – прорычал я. Меня не волновало, что это прозвучало непочтительно. Я был состоявшимся мужчиной, а не британским джентльменом.
Она вспыхнула:
– Но ты не можешь. Ты обесчестил меня. Тебе повезло, что никто, кроме моей семьи, еще не знает. Это выставило бы тебя в дурном свете.
– И тебя, – сказал я. Но в ее словах имелся смысл. Хотя это и не погубило бы меня, но вызвало бы много вражды и заставило бы традиционалистов требовать, чтобы я не становился доном.
Она прижалась ко мне, выпятив нижнюю губу.
– Не будь таким, Амо. Уверена, нам будет хорошо. А теперь мы можем повеселиться.
Я стиснул зубы. Она опустилась на колени прямо в библиотеке и расстегнула мне ширинку. Я покачал головой, не в силах
