попросту куплено Скарабеевым у лакея Григория Померанцева, который относил его на почту. И я, и моя супруга уверены, что это именно он помогает Скарабееву, снабжая его сведениями о том, что происходит в нашем доме, и оставляя скабрезные письма в самых разных его уголках…
Картинка разговора директора кадетского корпуса генерала Борковского с поручиком Депрейсом исчезла, и предо мной снова предстали сухие протокольные строчки…
После состоявшегося разговора с генералом, поручик Анатолий Депрейс получил письмо, подписанное инициалами «В. И. С.». В письме имелись следующие строки:
«…Вы не представляете себе, насколько скоро эта вздорная юная особа предстанет во мнении окружающих бедным, униженным и опозоренным существом без будущего. Я сполна отомщу ей за ее любовь к Вам и за презрение ко мне. Тогда моя ненависть, наконец, будет удовлетворена. Если Вы пожелаете, то после исполнения моего замысла ее охотно отдадут в Ваши объятия, чего никогда бы не случилось, если бы не произошло то, что мною задумано и вот-вот будет исполнено…»
По получении сего письма поручик Депрейс снова воспылал жаждой мести, однако вспомнил свое обещание, данное своему начальнику, генералу Борковскому, и не стал вызывать Скарабеева на дуэль.
Двадцать пятого июля, в субботу, генерал-майор Александр Юльевич Борковский по своему обыкновению вновь собрал всех офицеров корпуса у себя. Был приглашен и поручик Скарабеев. Буквально через несколько минут после его прихода к Виталию Ильичу подошла горничная генерала и сказала, что с ним как можно скорее желает переговорить «его сиятельство господин граф».
Скарабеев кивнул и пошел за горничной. Директора кадетского корпуса генерал-майора Борковского Виталий Ильич застал в столовой. Александр Юльевич стоял с одним из ротных командиров капитаном Сургучевым и двумя дамами и о чем-то беседовал.
– Вы хотели переговорить со мной? – спросил поручик Скарабеев Александра Юльевича.
– Да, – последовал ответ генерала. – По соображениям не служебным, но личного свойства, я прошу вас, поручик, не посещать более моего дома и удалиться немедля.
Скарабеев ничего на это не ответил, молча поклонился, по-военному развернулся и ушел, глядя прямо перед собой. То, что поручик не возмутился и даже не попытался выяснить подоплеки такового с ним обращения, явно походило на признание какой-то вины.
Этим уходом поручик Скарабеев вызвал еще большее негодование Александра Юльевича. Как было записано в его показаниях: «Скарабеев попросту развернулся и ушел… Каково! Ему прилюдно отказывают от дома, а он и ухом не ведет. Не протестует, не требует объяснений и не выясняет причин, что сделал бы на его месте даже самый последний лакей. Он просто уходит. Молча и без каких-либо возражений. Стало быть, ведает кошка, чье мясо съела… Уже один этот его спокойный уход после открытого оскорбления, нанесенного ему мною в присутствии посторонних
