включенные телевизоры. Окно на первом говорит голосом знакомого актера. Дом девятиэтажный, думает она. На каждом этаже по четыре квартиры. Девять на четыре – тридцать шесть. В одной квартире в среднем живет по четыре человека. На самом деле, может, и больше, чем по четыре. Такой непонятный дом… Но если приблизительно… Тридцать шесть на четыре – сто сорок четыре. В подъезде живет около ста сорока человек. Это ужасно много. Сложно представить такое количество знакомых, думает она. А эти сто сорок четыре ежедневно меня окружают. Я в одной бетонной коробке с ними. Поэтому так мало тишины и так много звуков. Какой-нибудь дедушка, допустим, на всю катушку (возрастные проблемы со слухом) включает вечерние новости, вторит профессионально сдержанным голосам дикторов. Какой-то второклассник, допустим, или второгодник вырвал из дневника страницу с замечанием, но родителям учитель уже доложил (сейчас хорошо со связью): родители не цивилизованные, не умеют найти подход к ребенку иначе, чем криками на ночь глядя. А где-то сверху, допустим, влюбленная девушка (любовь, разумеется, первая) слушает тихо лаундж (эта девушка, кстати, может быть сама – композитор, и эта музыка в наушниках – ее собственная), улыбается своим мечтам, ничего, кроме своей любви, не чувствует, не слышит ничего, кроме своей мелодии, которая вплетается в ненормированную по громкости и смыслу музыку ее соседа с четвертого этажа, того, который… Он кричит и кричит. По вечерам, к счастью, сейчас реже. Больше утром. Это какая-то болезнь или душевное расстройство. В доме пять подъездов. Пять на сто сорок четыре… В одном доме живет население нормальной такой деревни. Семьсот двадцать дворов. Чужие люди, которых я не замечаю, которые меня не замечают, проходят мимо, чаще всего безучастные и неуязвимые, счастливые или одинокие, или счастливые своим одиночеством.
– И не страшно? Так поздно одной на улице… – спрашивает мужским голосом выросшая из-за угла тень.
– Нет. Я уже ухожу.
– Домой?
«Домой» – такое непостижимое слово, длинная-длинная рельса, на ней пункты, где она останавливается, останавливается, остановки не по требованию – вынужденные остановки. Теперь она никогда не спотыкается на слове «дом». Если в этой высотке, в одной из квартир, которую ей сдали по объявлению «без агентств», она сейчас живет, значит, это ее дом. По крайней мере на сегодняшний день.
Тень медленно превращается в молодого человека.
– Давай знакомиться. Как зовут тебя?
– Неважно, – говорит она и изображает на лице улыбку. Улыбается не ему, а просто в пустоту. Чувствует себя безрассудной. Понимает, что не войдет в подъезд первой, несмотря на растущее желание развернуться и уйти. – Обычно отвечают: какое интересное имя – Неважно… или что-нибудь в этом духе… Но, видите, я вас опередила.
– Ну, если это такая большая тайна…
Он продолжает топтаться на месте и, конечно, украдкой разглядывает ее: светлые, с пепельным оттенком волосы
