Сразу за ним сидело двое знакомых бугаев. Короткие стрижки, камуфляжная форма. Определенно военные с немалым опытом, но довольно молодые ребята. Они спокойно резались в карты, словно в будний день без видимых происшествий на базе.
– Твой ход, Миха. Давай не мухлюй.
– Да пошел ты, дай подумать.
– Я тебе сейчас башку проломлю, фильтруй слова, упырь.
Третий стоял в отдалении. Увидев меня, не среагировал. Отвернулся к пацану и стал рассматривать его каракули.
– Проходи, не стесняйся, – протиснулся между мной и дверью старик.
Выпускать из рук тот самый метр я не стал. Приблизился к парню возле доски. Обзор здесь лучше, все на виду.
– Очнулся, буйный, – отвлекся от игры тот, кто хватал меня за локоть. – Я Михаил. Это Ден, – указал на напарника по игре, – а там Андрей. С нашим профессором ты знаком, а этот малый и есть твой Потемкин, – заржал Миша. – Тебя как называть?
– Смотрю, смешно тут всем, кроме меня. Вы кто такие?
Не нравится мне происходящее. Спокойные они чересчур после моего яркого появления.
– Тебя ведь послали для охраны, так и нас также, – сухо ответил смурной и задумчивый Андрей, не отрывая взгляда от доски.
Словно понимает, что там пацан черкает. А может, и понимает?
Анализировать поведение людей – мой конек, но я никак не могу сконцентрироваться. В глазах мутно, и давит на уши с такой силой, будто при контузии. Была у меня такая гадость однажды. Но то от снаряда, взорвавшегося рядом, а сейчас что? Сотрясение, или водка паленая была?
– Я Евгений Громов, можно просто Жека, – представился. – Вы тоже охрана для мальца? Так чего тогда набросились?
Мужики промолчали, и неудивительно. Это я туплю. Очевидно же, что сюда никого не впускают. Вот и перестраховались парни, пытаясь заломить меня до выяснения обстоятельств. Хотя должна же быть связь с внешним миром? Разберусь позже, а пока…
– Таблетка есть? – задал мучавший меня вопрос. – Голова трещит.
Ден и Миша посмотрели на меня с сожалением и покачали коротко стриженными головами. Что ж… Придется перетерпеть.
Все еще с осторожностью и не теряя бдительности, я примостился на край стула неподалеку от охраняемого объекта. На меня перестали обращать внимание. И я сконцентрировался на Павле. Он же, словно нарочно, так мерзко скрипит мелом по доске, что меня коробит. Я потер переносицу, пытаясь справиться с накатившей тошнотой.
– Эй, гений, – шепнул ему, но он не отозвался. – Павел! – произнес громче, но все равно без толку.
Рисует одну и ту же завитушку, похожую на знак бесконечности. Стирает ее и прорисовывает точно такую же раз двадцать, не меньше. А затем его переклинивает. Он судорожно начинает черкать нули и единицы в какой-то понятной только ему последовательности.
В глазах
