А тогда, если она и впрямь причастна к преступлению, шансов доказать ее виновность у нас не останется, ибо она, несомненно, изыщет способ воспрепятствовать установлению истины. Но если она невиновна – на что я надеюсь, – то обвинить ее будет с моей стороны неоправданной жестокостью. Я в меру своих способностей обдумал это дело, прежде чем высказаться перед вами, сэр, и, если позволил себе лишнее, приношу свои глубокие извинения.
– Нет-нет, вам решительно не за что извиняться, Доу, – сердечно сказал я, поскольку смелость, честность и деликатность этого человека внушали уважение. – Я рад, что вы поговорили со мной начистоту. Мы оба хотим установить истину, а в деле этом так много странностей, выходящих за пределы нашего опыта, что в конечном счете важно лишь наше стремление все выяснить, независимо от наших взглядов и предпочтений!
Сержант, явно довольный моими словами, продолжил:
– Потому-то я и рассудил так: если мы допускаем, что нападение совершил кто-то из обитателей дома, нам надо кропотливо собирать необходимые доказательства или по крайней мере взвешивать все свидетельства за и против. Тогда мы в конце концов придем к определенному выводу или хотя бы исключим все версии, кроме наиболее вероятной – то есть самой доказательной и достоверной. Затем нам надлежит…
Тут дверь открылась, и в кабинет вошла мисс Трелони. При виде нас она поспешно отступила назад.
– Ах, извините! Я не знала, что вы здесь!
Когда я поднялся с места, она уже двинулась прочь.
– Не уходите, прошу вас, – произнес я. – Мы с сержантом Доу просто обсуждали положение дел.
Пока мисс Трелони стояла в нерешительности, на пороге возникла миссис Грант и доложила:
– Доктор Винчестер прибыл, мэм, и желает вас видеть.
Повинуясь просительному взгляду мисс Трелони, я покинул кабинет вместе с ней.
Осмотрев пациента, доктор сообщил нам, что никаких изменений в его состоянии не наблюдается. Он добавил, что, невзирая на это, хотел бы сегодня остаться на ночь, если возможно. Мисс Трелони заметно обрадовалась и велела миссис Грант приготовить для него комнату. Позже, когда мы с доктором оказались наедине, он неожиданно сказал:
– Я решил остаться здесь сегодня, поскольку мне надо поговорить с вами, причем сугубо конфиденциально. Вот я и подумал, что меньше всего подозрений мы вызовем, если уединимся где-нибудь и выкурим по сигаре поздно вечером, когда мисс Трелони будет присматривать за отцом.
Мы по-прежнему придерживались договоренности, что на протяжении всей ночи у постели мистера Трелони будет сидеть либо его дочь, либо я, а под утро нам предстояло нести дежурство вдвоем. Это меня тревожило, так как из нашего разговора с детективом я понял, что он намерен тайком наблюдать за комнатой больного и проявлять
