Бьянка. – Вот эти все самокопания идиотские. Проще надо быть, и народ, как говорится, к тебе потянется.
– Включая стриптизёров?
– Чего?
– Ты, кстати, только что сформулировала методологический принцип, известный в широких кругах под названием «бритва Оккама»: не следует множить сущее без необходимости.
– Тьфу на тебя!
– Ты зачем звонила-то? Я как бы работаю.
– Тьфу на тебя три раза! Уточнить, придёшь или нет. Мне же надо понимать, сколько вина закупать.
– На тебя тоже – тьфу! Мне бы твои проблемы.
Только Эля отключила звонок, как смартфон завибрировал вновь.
– Дичь пошла косяком, – резюмировала Элис и переместила по экранчику зелёный кругляш. – Смольный на проводе, – сказала она в трубку.
– Отлично, что на проводе! – с энтузиазмом заявил Никита Баженов. – Как настрой, подруга дней моих суровых?
– Ты уж договаривай и цитируй тогда полностью: «… голубка дряхлая моя».
– Э-э-э… – стушевался Никита. – Я, соб-ссно, не об этом.
– А «об чём»? Тебя смущает слово «дряхлая»?
– Ну хорош уже. В филологическом плане у меня против тебя нет шансов. Давай лучше спустимся на твёрдую почву.
– Давай спустимся, но я, так-то, никуда с неё и не улетала.
– Короче. – Баженов посопел в трубку. – Как ты смотришь на небольшой отпуск в недельку-две?
– Какой ещё отпуск? У меня работы полно.
– Работа не волк, а такие отпуска, может, один раз в жизни случаются.
– Не говори загадками.
– Так дай мне тогда объяснить. Помнишь, я тебе пересылал расшифровки с флешки? Ну, насчёт твоего прадеда или кто он там тебе.
– Предположительно, прадеда. И не прадеда, а пра-пра-пра…
– Ну да, да. Так вот. Появились новые данные, но, чтобы их проверить, надо съездить на место.
– На место?
– Ага. Только не думай, что я всё это затеял исключительно из альтруистических соображений. У меня свой интерес тоже есть. Заодно выполнишь небольшое и не опасное – не о-пас-но-е! – повторил Никита по слогам, – поручение. Плёвое дельце. Просто мне самому сейчас туда никак.
– Да куда «туда»-то?
– Ты не догадалась, что ли, ещё? В общем, через три дня ты летишь в Амстердам!
Глава 3
Игра
Амстердам, 15 сентября 1889 года
Дома Эрих первым долгом снял верхнюю одежду, а потом стянул через голову и ненавистную промокшую рубашку. Он попытался сосредоточиться на своём раздражении и не смог определить его истоков. Ну не дождь же тому виной, право слово! Нет, не дождь. «Это и не раздражение, – внезапно осознал Эрих. – Это чувство вины. Пресловутое чувство вины, с которым мне жить все оставшиеся годы!»
Перед его глазами вновь встал чудовищный образ растерзанной бедняжки Эммы. А в ушах стучало отчаянное бормотание Симона: «Найдите его… умоляю…»
