прилично».
Прочитав стихи Байрона «Кто входит гостем в дом тирана, Становится его рабом», Алексей Вульф в своих «Дневниках» меланхолично комментирует: «Это сказано в предостережение поэтам-лауреатам, которых Байрон очень не жалует». Предостережение, как видим мы, не сработало. Да и вся литература, даже если ее творили гении, никого не остерегла, не уберегла, не исправила. Воздействие слова измеряется той минутой, в которую ты его слышишь.
Владимир Саппак прочел мне стишки, которые ходят сейчас по Москве. Завершают их такие две строчки: «…И только зоринские «Гости», Как кости, тлеют на погосте». Поистине небольшая радость такою ценой попасть в фольклор.
Все, кто умер в моей палате, уходили на рассвете. Вчера еще делились надеждами, вчера еще готовились жить. Но все, что дарила им судьба, – еще одно свидание с солнцем. И вот он, последний восход и исход.
Смысл жизни ищут от страха смерти.
И у несчастий есть оправдание – они примиряют с неизбежным. (декабрь 1955 г.)
Надо сознаться, и у меня есть своя знаковая дата – 19 сентября. В сорок восьмом как раз в этот день (в дождливый вечер этого дня) я навсегда приехал в Москву. Никто не звал, и никто не ждал. До сей поры не могу понять, как я решился на этот прыжок.
Не пренебрегайте бездарной литературой. Она ярко отражает бездарную жизнь. (январь 1956 г.)
Истеблишмент – это форма сговора. Узаконенный заговор против населения.
Безмолвная магия аппарата. Коридоры, бесшумные ковры, мальчики среднего и почтенного возраста. Замысел Сталина был прост до гениальности – опереться на этих серых мышей и подкармливать их. Так была создана номенклатура, смекнувшая, что при другой системе серость не будет в такой цене.
Все хорошо в свое время на своем месте. Испытываешь страдание, встречая в тексте повторенное слово, но сколько бывает очарования в анафоре.
Уже не хаос, почти догадка, еще не формула – первый вздох мысли.
Сдержанность изложения воздействует лишь тогда, когда есть что сдерживать.
Похоже, что слово «разумеется» возникло так: собеседник кивал одобрительно, давая понять: «разум имеется». Потом два слова слились в одно.
Драматург Антонио Сильва был сожжен 19 октября 1739 года. В тот же вечер его пьеса (кажется, «Гибель Фаэтона») шла в театре. До подобной терпимости нам далеко. Даже если выругают в газете, и только, пьесу снимут и поминай как звали. Но все-таки не жгут на костре – бог с ней, с терпимостью инквизиции.
Старый ремесленник Иосиф Прут рассуждает о тайнах творчества. И ты, Прут?
Одна непосредственная девушка мне призналась: «Люблю Чайковского, а классическое не принимаю». Так вот вывела Петра Ильича эта пичужка из сонма классиков, можно сказать, ему повезло!
Был адски тощ, был прям на язык – этакая прямая кишка.
На исходе отрочества я захаживал на сборища бакинских поэтов (тогда я писал только стихи).
