Государя; как он искренне сочувствует благу народа. Его только нужно понять. Все у вас сойдет прекрасно. А что у нас в России творится? Не знаю, что и сказать. Я многого сама понять не могу. Старые порядки все проклинают, а новыми тоже недовольны… Впрочем, сами поживем – увидим. Помнишь, у нас, когда мы были маленькими, были тетради, которые доктор Берг называл “оллопотридами”? Туда попадало всякое несовместимое, – и арифметические вычисления, и картинки от конфет мы клеили туда, и стихи писали… Такой “оллопотридой” мне порой кажется и Россия. И слишком отсталая, и слишком передовая, милая и скверная… А знаешь, что я тебе посоветую? Завтра отец приказал прислать за ним коляску; поезжай и ты, это ему будет приятно.
Мы на этом и порешили, и на другой день я поехал в Ямбург, в “Яму”, как она именовалась при Петре и таковой осталась и поныне.
Отца я застал в съезде мировых судей, он подписывал какие-то бумаги и меня сразу не узнал.
– А, это ты? – и протянул руку, которую я поцеловал. – Я сейчас кончу, – и продолжал свою работу, изредка перекидываясь отрывочными словами с секретарем. – Ну, готово, пойдем обедать, а затем поедем. А я тебя сразу не узнал; ты на Мишу похож стал, когда он был твоих лет.
Все это было сказано, как будто мы только что виделись.
– А вы мало переменились, – сказал я.
– Подагра проклятая мучает. Да теперь некогда болеть, работать нужно. Только поспевай. Ты слыхал, что у нас тут делается? Дай Бог здоровья Государю. Великое он начал дело… да помощников только мало. Ничего – перемелется, авось мука будет. На все нужно время.
За обедом в каком-то первобытном собрании, где, впрочем, кормили превкусно, речь зашла о последней сессии губернского земского собрания, окончившейся курьезом. После ультралиберальных речей гласных Платонова и Кубе в зале появился граф Петр Шувалов, в то время, если не ошибаюсь, шеф жандармов, и по Высочайшему повелению закрыл собрание, и все члены отданы были под суд. Вследствие этого на другой день оказалось, что сессия Государственного совета рискует не состояться. Многие ее члены, между ними и Светлейший князь Суворов, петербургский генерал-губернатор, были гласными, а состоящие под судом по закону временно от своих должностей устраняются. Пришлось отдачу под суд отменить.
– Да, – сказал какой-то господин, – пусть тормозят сколько угодно, а неизбежное все-таки будет.
– То есть? – спросил отец.
– Парламент, как в Англии.
– Я английскую конституцию не знаю, – сказал отец, – и потому о ней судить не берусь. Учился я в кадетском корпусе, но, бывши за границей, я на работе видел прекрасную молотилку и такую купил. Но работать на ней у нас никто не сумел; ее с места испортили, и теперь из нее сделали нечто вроде курятника; там гнездятся куры.
– Справимся, – с самодовольным видом заметил собеседник, Платонов…
– Да, да, – сказал отец. – Лидеров… кажется, это так называется? Спикеро�
