ей офиса в последний раз, она почувствовала такое освобождающее облегчение, которое чуть ли не довело её до слёзной истерики прямо на тротуаре возле рабочего здания. Более того, в течение примерно месяца после увольнения Кира просыпалась среди ночи от мучительных снов, в которых она каждый раз узнавала, что на самом деле ей никто не разрешал увольняться, что она не ходила на работу уже несколько недель и что ей нужно было собираться и идти туда прямо сейчас, чтобы под ехидное хихиканье коллег и тяжёлый взгляд начальницы объяснять причину своих прогулов и получать публичный выговор; в конце концов она возвращалась на своё рабочее место и находила там огромную гору заданий, которые ей нужно было выполнить до конца сегодняшнего дня.
Мама должна была остаться жить у тёти. Более того, тётя настояла на том, чтобы они вдвоём с сестрой уехали в издавна планируемое и очень давно откладываемое длительное путешествие – конечно же, после того как продадут дом, окончательно разберутся с мелкими проблемами и освоятся с новым бытом.
Наконец-то настал тот день, когда Кира в своём двадцатипятилетнем возрасте, в который она вступила всего лишь пару дней назад, вышла из поезда на главном вокзале города, катя за собой чемодан со своими тщательно отобранными вещами и счастливо смотря на солнце, которое светило ей прямо в лицо и грело так нежно и приятно, как будто ласково обнимало её за плечо, прижимало свою голову к её голове и говорило, что сейчас всё будет по-другому и это другое будет таким же светлым, спокойным и приятным, как поздневесенний солнечный свет.
Она доехала на такси до указанного адреса; обнаружив с помощью водителя, что дом, в котором находилась её будущая квартира, оказался расположен в свободном от автомобилей дворе, она вышла на тротуар и, сопровождаемая уютным, но будоражащим своей непривычностью и сулящим новизну обстановки звуком чемоданных колес, пошла по направлению к дому. Дом оказался одним из многоэтажных корпусов жилого комплекса, двор которого был просторен, уютен и находился в небольшой низине по отношению к основной улице. Ключ от квартиры, как и было указано в присланном ей файле с инструкцией по адаптации иногороднего сотрудника, находился в почтовом ящике, который открывался цифровым кодом, а сама квартира располагалась на пятнадцатом этаже – на четырнадцать этажей выше, чем уровень, на котором она жила всю свою жизнь.
Квартира была маленькой, но невероятно уютной – именно так описала её Кира, когда, бросив чемодан на ковролин, которым была застелена большая часть пола, звонила маме и, бродя по квартире, как по музею, описывала всё, что она видела, и всё, что можно было найти, открыв дверцу, выдвинув ящик или отодвинув штору.
У квартиры не было отдельной прихожей: входная дверь впускала сразу в г-образное помещение, один рукав которого тут же уходил в левую от неё сторону; в нем стоял длинный и приставленный к стене диван («Нет, не раскладывается. Нет, мам, я уже и так и так попробовала. Да ты в любом случае поместишься»),
