в ответ, или тактично сменить тему.
– В этом нет ничего плохого, Лимма.
Мне не удалось скрыть горький смешок.
– В двадцать лет странно не уметь целоваться, – проговорила, не поднимая взгляда.
– Нет, это потрясающе, – он помедлил, прежде чем сказать то, что собирался: – я еще ни разу не встречался с девственницей.
О, черт…
– Лучше не заостряй на этом…
– Прости… – вымолвил он.
Мы замолчали, испытывая неловкость.
– Рядом с тобой я чувствую себя неполноценным, – вдруг усмехнулся Питт, – ты идеальная, а я… у меня много недостатков.
– Шутишь? Ты лучший футболист университета, богатый и красивый. С таким набором любые недостатки не имеют никакого значения.
– А ты циничная, – хмыкнул он и рассмеялся.
Было около девяти, когда Питт привез меня домой. Как и обещал. Впрочем, он, к удивлению, не позволял себе ничего лишнего. Вернее, ничего того, чего я сама бы не хотела.
– Спасибо, – произнесла я прежде, чем выйти из машины.
– Увидимся завтра?
– Если хочешь.
– Хочу, – поспешно выдохнул он, – очень хочу, Лимма.
Он медленно наклонился ко мне, давая понять, что намеревается сделать. Кончики его пальцев коснулись моей скулы, легко провели до уголка губ. Я не отстранилась, послушно принимая прощальный поцелуй – глубокий, раскованный и зажигательный.
***
За все приходится платить, даже за собственную рассеянность.
Доктор Баргер редко посещал собственный кабинет, находя себе применение в лаборатории. Но ради меня он изменил привычкам. Он убрал со стула ворох бумаги, поставил этот стул перед столом, на который имел обыкновение присаживаться во время беседы.
– Садись, Лимма, – довольно мягко произнес он, – нам нужно серьезно поговорить. – Итак… – начал, убедившись, что я действительно сижу и внимательно слушаю. – Я разочарован. За несколько дней тебе удалось кардинально изменить мое мнение о себе. Лимма, в чем дело?
У меня было сотни ответов, но ни один не звучал так правдиво, как прозвучало бы: «Мне нравится Питт Сайверс».
– Лимма, ты понимаешь, о чем я говорю? – сердито вымолвил Баргер, скрещивая на груди руки. – В Каптике за место в этой лаборатории сотни студентов готовы продать душу.
– Я исправлюсь.
Мужчина громко и устало вздохнул.
– Исправишься? Не вижу к этому никаких подвижек. Если так продолжится, я буду вынужден сообщить Хейвуду.
Он был вправе сделать это уже сегодня.
– Я не уверен, что ты настолько одержима наукой, как должно ученому. Может, ты выбрала не ту стезю, Лессон? Может, твое призвание стать женой и матерью и печь пироги мужу? Если так, то незачем терять время и занимать чье-то место. Подумай об этом.
Мои щеки пылали от стыда. Наверно, за всю жизнь я не слышала ничего более унизительного.
