Так древние римляне называли всякого бородатого человека[15]. Это имя будет с тобой, пока ты умрешь. А умрешь ты скоро. Я знаю. Ведь никто не в силах тебе помочь. Особенно я. Я помолюсь за твою душу. Этому я точно учился.
Юлиан Корнелиус закрыл глаза и стал шептать молитвы. Он вдохновенно произнес Pater noster[16], Ave, Maria[17] и уже заканчивал Anima Christi[18]. Заканчивал вечными словами, что успокаивали душу умирающего:
– В час смерти моей призови меня. Прикажи, чтобы я пришел к тебе, и с твоими Святыми пел хвалу тебе во веки веков.
Оставалось произнести только «Аминь», но оно произнесено не было.
– Quis tu sis?[19].
Юлиан Корнелиус вздрогнул и открыл глаза. В них смотрели глаза того, кого он провожал в лучший мир.
– Я… Лекарь, – неожиданно перешел с латыни на венецианский Юлиан Корнелиус.
– Ненавижу лекарей, – по-венециански, но со странной растяжкой произнес умирающий.
Юлиан Корнелиус понимающе кивнул головой, но тут же встрепенулся и сказал:
– Мне приказали тебя вылечить. Это важно!
– Да, это важно, – с хрипотой ответил раненый. – Спасите мою жизнь, и Господь ответит вам тем же добром, и даже большим. Я уже говорил однажды эти слова. Другому лекарю. Пусть он живет и помнит, что его единственное проявление добра спасло ему жизнь. Помоги!
– Если бы я мог… Если бы не Casus incurabilis… У меня не было такого…
– «Неизлечимый случай». У каждого лекаря это впервые. И если он лекарь…
– Если… – едва вымолвил Юлиан Корнелиус, и тут же громко добавил: – Если Господу будет угодно.
– Вы сможете, – умирающий крепко схватил за руку лекаря. – Я помогу вам. И себе! Этой ночью вы многое узнаете о ранах и человеческом теле… И…
Дверь со скрипом отворилась, и в ее проем втолкнули среднего размера деревянный сундук, на котором горели два безопасных светильника.
– Скоро согреется вода, – сообщил голос за дверью и тут же ее прикрыл.
Раненый с напряжением приподнял туловище:
– Подложите мне под спину этот мешок. Теперь под ноги тот. Нет больший. Раненый в живот лучше переносит рану в полусидячем положении. А ноги… Потом объясню. Я должен отдохнуть. Возможно усну. Но как только принесут воду, прикоснитесь пальцем к кончику моего носа. Мне нужно вернуться в подземелье… К мэтру…
Последнее слово лекарь Юлиан Корнелиус не расслышал. Но он был рад тому, что раненый потерял сознание, и никто его больше не тревожил и не призывал к действию. Он бы и сам с удовольствием улегся бы рядом с этим «варваром» и предался сну.
Но в спину ему по-прежнему горячо дышали Пьянцо Рацетти и Аттон Анафес. Хуже того, за спинами этих двух истинных патриотов, раскаленной лавой дышала Венеция!
И зачем только Юлиан Корнелиус признал в трупе секретаря дожа. Лучше бы
Варвар по латыни бородатый.
Лат. «Отче наш».
Лат. Радуйся, дева Мария.
Лат. «Душа Христа».
Лат. Кто ты есть?
