ей языков она ни вздумала писать!» Увы, у ехидной судьбы был собственный умысел в отношении девочки. За неделю до чудовищного петербургского наводнения ноября 1824 года Лиза сильно простудилась на свадьбе брата. В тот холодный ненастный день после венчания она, небогато и легко одетая, долго дожидалась на паперти церкви кареты, что должна была отвезти ее к молодым. Назавтра она заболела. А неделю спустя ужасы сокрушительной стихии окончательно истерзали чувствительную и впечатлительную натуру девушки. Простуда ее переросла в чахотку, и через год Лиза умерла семнадцати лет и четырех с половиной месяцев от роду. Сочинения ее были изданы стараниями Гросгейнриха лишь восемь лет спустя.
Трагический этот образ вновь показался Маше чудно близким. В нем-то и было решено явиться назавтра пред ясны очи питерских туристов. Русских стихов еще со школы ее память хранила наизусть с избытком – останется для полного вживания выучить несколько собственных русских и немецких стихотворений бедной Лизы плюс перечитать в ближайшие дни в Публичке книги, с которыми Маша работала тогда над своим докладом. Что там было? Статья профессора и цензора Никитенко «Жизнеописание девицы Елисаветы Кульман» в «Библиотеке для чтения» да сочинение того самого наставника-немца Карла Гросгейнриха «Елисавета Кульман и ея стихотворения».
За первый рабочий день с ней сфотографировались лишь дважды. Потом один раз. На третий день – опять дважды. Ни образ ее, ни взволнованные декламации совершенно не интересовали туристов. Хозяйка по вечерам в офисе усмехалась с легким подозрением, но, видимо, контролер подтверждал, что новенькая не левачит. Екатерины сочувствовали ей, Петры поглядывали скептически. Устало возвращаясь домой к ночи с тощим заработком в кармане, Маруся начинала уже подумывать, что опять занялась не своим делом, что зря теряет время, торча каланчой на Сенатской площади, и что надо бы ей поискать другую работу.
А потом она встретила своего императора.
Маша увидела его погожим утром, когда курила в уголке у метро, перед тем как идти на точку. Он шел от выхода с «Адмиралтейской» – одинокий уличный император. В синем военном мундире из ее собственной, Лизиной, эпохи – белые лацканы с золочеными пуговицами, эполеты, белый жилет и кюлоты – красивый, молодой, слегка полноватый, с узнаваемой простой черной двууголкой в руках. Видимо, ухватив на ходу краешком глаза чье-то пристальное внимание, незнакомец и сам повернулся к ней. Скользнула улыбка, он остановился, слегка склонив голову, а затем приблизился к ней.
– Кто вы? Я вас раньше не видел.
Она представилась Елизаветой – уточнив, коротко перехватывая недоуменный взгляд собеседника, что по отчеству она не Петровна, а Борисовна. Император непонимающе развел руками. Тогда она в нескольких словах рассказала ему о своей Елизавете Кульман.
– Когда
