что в книжке так написано! – сердито сказала она. – Ты доела сушку?
– Нет. А лихомара нас слышит в болоте?
– Да нет ее в болоте, я же тебе говорила сто раз; они в аду живут, под землей, – простонала Моня. – Вылезают только зимой, от холода, и тогда их смывают.
– А Буланкина говорит, что в болоте…
– Ну, и дура она! – в сердцах выпалила Моня. – Она сама как лихомара: голодная и все время ищет виноватых.
А если Горошина проболтается – наплевать!
«Одно плохо: если в книжке написано про лихомар, значит, это все-таки не совсем выдумка, – размышляла Моня по дороге домой. – Может, они раньше были. А теперь зато их нет! А если даже где-нибудь остались, то уж не в болоте. А если даже и в болоте, то уж не в этом!»
Между тем лихомара очень даже была, и именно в болоте – и именно в этом.
На слух она не жаловалась, вот только онемела. Они никогда не думала, что живет в адских условиях. Выглянешь из болота – с одной стороны бывший графский парк, с другой – бывший графский пруд. Ничего, что в нем не осталось воды. Вдоль речки на дне его громадного котлована еще стоят три острова – один даже с бухтой. А что они заросли бузиной и крапивой, не беда.
Подруга, лихомара из деревни Зайцево, ей завидует. У нее-то ни парка, ни островов, только пруд, давно уже заболоченный, да комары. Летними вечерами, и в сентябре тоже, бывший пруд наполняется густым туманом, и подруга прилетает иногда из своего Зайцева в нем плескаться. Сама лихомара всегда отказывается: как это, простите, плескаться, а тем более нырять, когда в тумане ни зги не видно? А зайцевская подруга удивляется: «Вот ненормальная! Все отлично видно, гораздо лучше, чем при солнечном свете». Но лихомара, как ненормальная, ложится спать. То ли дело утром, когда еще не жарко, полететь в бухту – и сидеть на бугорке под ивой на свободном от крапивы месте, представлять, что приплыла сюда на лодке. А в дождь гулять в бывшем парке среди осинок и дубов, как графиня…
Лихомара вынырнула из болота, отогнала к берегу ряску и зависла над водой, глядя на свое отражение. Внешность как внешность. Вода под нею помутнела, отражая… нет, не обрывок облака и не клок тумана, как сказал бы какой-нибудь дачник, не разобравшись. А нормальную лихомару, не хуже других. Хоть зайцевская подруга и обзывает ее ненормальной, а с виду такая же. И еще у них есть приятельница, лихомара из деревни Ямищево…
Безрукими ругают – да что ж такое! Впрочем, раньше лихомара старалась выглядеть по-человечески даже дома: чтоб и руки, и ноги, и голова, и наряды. Ну, казалось, что это красиво. И как-то нагрянула в гости подруга из Зайцева. «Ты чего это, – говорит, – выпендриваешься?» Лихомара в ответ мямлит: «А что такого? У людей вон есть, к примеру, руки, а мне нельзя, что ли?» А подруга ей: «Вот ненормальная! Им огороды копать, дрова колоть, еду готовить. А твоими-то руками ни лопату не возьмешь, ни топор, в них силы нет. Удержишь только то, что ветер носит. Даже дверь не отворишь. Да и зачем тебе? Надо будет – в любую щель
