в ИФЛИ – знаменитый в свое время Институт философии, литературы и истории. Но получилось так, что мама его вынуждена была уехать к дочке, вышедшей замуж, он остался один. Приходилось подрабатывать. Жил в кабинете директора школы. А в 1939 году по комсомольской путевке пошел в военно-морское училище.
– Это было призвание или долг?
– И то и другое. Сами знаете, какое было время: все дышало предчувствием войны. Она через два года и началась…
– Сергей Федорович сразу попал на фронт?
– Фактически сразу. Он был в училище имени Фрунзе в Ленинграде. Ну вот, июль – отражение морских и воздушных десантов в Прибалтике, затем – блокада, тяжелое ранение. Выжил чудом. Буквально с того света его вытаскивали. Между прочим, врач в госпитале сказал ему тогда: хочешь жить – бросай курить. Больше он за всю жизнь не вы курил ни одной папиросы. Это к вопросу о характере.
– И он всегда был таким?
– Сколько его помню. За 51 год службы не имел ни одного выходного дня, ни одно го полностью использованного отпуска. Подъем каждое утро – в 5.20, полтора часа – зарядка во дворе в любую по году. В 7.30 уезжал на работу, а возвращался в 23.00. В общем, сила воли действительно необычайная.
– Вам доводилось видеть его в разных состояниях, связанных со службой?
– Мы много кочевали. После войны и Академии бронетанковых войск – Дальний Восток, потом Белоруссия, Украина, опять Белоруссия и опять Дальний Восток… Знаете, у него как у командира, отвечавшего за очень большие коллективы людей в войсках, бывали тяжелейшие ситуации, всякого рода ЧП. Естественно, переживал, иногда очень остро переживал, он ведь не железный. Но в растерянности, а тем более – в панике я не видела его ни разу. Вот и поэтому не верю, что мог руки на себя наложить…
Да, судьба испытывала его на излом не раз, но он стойко держался.
Мало кто знает, что Ахромеев, в то время первый заместитель начальника Генерального штаба, один из немногих в военном руководстве, решительно возражал против ввода наших войск в Афганистан. Мало кому известно, какую роль сыграла наша армия в ликвидации последствий чернобыльской катастрофы, и Ахромеев, тогда начальник Генштаба, стал одним из ведущих организаторов этих беспрецедентных по масштабу и сложности работ.
Получается что же? Выдержал и Великую Отечественную, и Афганистан, и Черно быль, а тут, когда ни войны, ни аварии ядерного реактора, вдруг проявляет непонятную слабость.
В самом деле, трудно это понять и принять.
Николай Николаевич Энгвер, народный депутат СССР, много общавшийся с депутатом Ахромеевым по делам воинов-«афганцев» и не раз говоривший с ним об «афганском синдроме», знает, что маршал считал самоубийство для военного именно слабостью. Допускал его лишь в од ном случае: когда являешься носителем информации вы сшей секретности и не можешь предотвратить захват себя врагом. Ибо пытки, а особенно – современные психотропные средства позволяют многое «вытянуть» из человека, даже против воли его…
Еще
