признания истинным, чтобы, например, вырвать его из всякой неопределенности.
Кроме того, что касается оснований скептического сомнения, то они не заключаются в знании, претендующем на объективную достоверность. Ведь они являются лишь осознанием отсутствия тех условий, при которых знание вообще может иметь место, а это отсутствие ни в коем случае не отличается от осознания того же самого.
Из этого рассуждения о скептическом сомнении одновременно следует, что распространение его на все знание происходит не путем выведения подчиненных предложений из некоего высшего принципа, а что основание, на котором все знание скептически объявляется неопределенным, лежит непосредственно в нем самом. Ибо оно состоит в размышлении над тем, что объективное содержание знания не может быть определено. Поэтому это всегда один и тот же акт благоразумия, который в отношении любого конкретного знания порождает скептическое сомнение.
(46) Говорят также, что скептицизм противоречит своему утверждению о том, что все неопределенно, различая в человеческом знании истину и видимость, поскольку это различение предполагает достоверное представление о свойствах истины и видимости, но при этом не приносит никакой пользы.
Ответ на этот упрек состоит в том, что скептик, рассматривая природу истины и видимости, исходит из того, что говорит о них человеческая природа, и не способен к дальнейшему доказательству, поскольку всякое доказательство действительно лишь в той мере, в какой то, что предполагается принадлежащим природе истины, встречается среди составляющих его элементов. Но поскольку эта предпосылка является лишь стандартом для суждения об истинности нашего знания, ей не противоречит признание того, что всякое человеческое познание лишено того, по чему можно установить его истинность. Скептик также не отрицает, что определение истины и видимости, на котором основаны его сомнения, сформулировано в соответствии с положениями человеческой природы, и поэтому он приписывает этим сомнениям обоснованность только для человека (см. §34).
(47) Но хотя всегда можно сказать, и это уже не раз говорилось, что скептицизм побеждает в борьбе с догматизмом и может быть ранен последним в единственную точку, его мудрость невежества не может быть принята за нечто ценное. Ибо если бы эта мудрость стала руководящим принципом жизни, то человеческой природе был бы нанесен непоправимый вред, так как все, что иначе влияет на деятельность человека, что способствует его истинной жизни и развитию его талантов, должно стать неэффективным; тогда как догматизм, при всех его недостатках, гораздо более соответствующий человеческому образу мышления, имеет ту заслугу, что он пробудил и упражнил человеческую рефлексию и вывел на свет многие скрытые истины. Поэтому скептицизм отнюдь не так безвреден для целей человеческого существования, как это принято
