в себе сил проникнуть глубже и исследовать причины противоречий, относительную ценность доказательств, выяснить, нет ли среди множества вещей, по поводу которых люди расходятся во мнениях, таких, в которых все люди единодушны. Кажется, что проще и легче придерживаться видимости и отчаиваться в истине, потому что вокруг не видно ничего, кроме споров. Но мудрый человек побуждается к более глубокому размышлению; среди разногласий, свидетелем которых он становится, он чувствует себя вправе выносить беспристрастные суждения. Эти примеры учат его не доверять себе, но не приводят к отчаянию в науке.
Таким образом, доводы пирронианцев можно свести к следующей формуле:
«Мы слишком далеко зашли в оценке чувств, поэтому чувства не могут дать нам никаких определенных свидетельств; мы злоупотребляем искусством обобщения, поэтому искусства обобщения не существует; многие люди делали неправильные выводы, поэтому мы не можем делать правильные выводы».
Почему эти критики не могли придерживаться своей истинной цели? Тогда бы они научили людей пользоваться своими чувствами с большей осторожностью, ученых – обобщать только на основе правильных аналогий, философов – руководствоваться лучшей логикой.
Но они берут на себя смелость утверждать бесполезность всякой логики.
«Напрасно, – говорят они, – искать критерий, установленный признак и характеристику, по которым можно было бы распознать истинность предложения без примеси сомнений и ошибок. Его нельзя обнаружить, и даже если бы он был обнаружен, его нельзя было бы заставить признать другим». 21Какому суду можно доверить суждение, необходимое для того, чтобы отличить истинное от ложного? Должен ли человек быть в состоянии сделать это? Но как человек может распознать объекты, находящиеся вне его, если он сам себя не распознает? Однако мы хотим наделить человека этой способностью. Но кто из людей будет облечен в эту возвышенную должность судьи? Доверите ли вы себя своим собственным суждениям? Но все люди судят по-разному. Станет ли каждый судить по своему собственному делу, которое не является ни справедливым, ни разумным? Оставите ли вы судить других? Кому из многих вы доверите это? Может быть, большему множеству? Только мудрые всегда составляют меньшее число на земле, и как вообще можно собрать голоса всего рода человеческого? Неужели вы хотите услышать только самых мудрых? Но как их распознать? И не является ли это суждение еще более трудным, чем то, о котором мы говорим?22
Но как может быть странным, что пирряне отрицают реальность и полезность логики, раз они заходят так далеко, что утверждают реальность любого искусства и возможность обучения ему? 23Поскольку сам Секст нападает на геометров и грамматиков и даже утверждает, что знаки языка не могут быть средством общения, что, впрочем, пришлось бы признать, если
Sextus Empiricus, Hypotypos, Pyrrhon. II. c. 4
Sextus Empiricus, Hypotypos, Pyrrhon. II. c. 5.6. adversus Logicos I. §1. 2.
Sextus Empiricus, Hypotypos, Pyrrhon. II. c. 27. 30.
