перестройкой. Я был вынужден показать то, что сегодня не принимают во внимание или преднамеренно игнорируют критики перестройки, а именно качественные различия между мировоззрением Горбачева, который, по крайней мере, в первые годы перестройки не выходил за рамки шестидесятнических требований демократизации социализма, и мировоззрением команды Ельцина, которая действительно с самого начала настаивала на полном демонтаже и советской экономики и советской политической системы. На самом деле перестройка в начале была лишь попыткой второго издания пражской весны.
В первой части книги я пытаюсь показать, что советская философия в лице ее лучших представителей уходила от официального марксизма-ленинизма точно так, как порывала с коммунистической идеологией почвенническая литература, путем реабилитации христианских, православных ценностей, реабилитации чувства сострадания, совести. В силу своего личного жизненного опыта я имею также возможность рассказать, как уходила в идеологии от советской модели Польша времен «Солидарности».
Вторую часть книги я целиком и полностью посвящаю критике и опровержению учения об особой русской коллективистской цивилизации в том виде, как она была впервые сформулирована, и в том виде, как она уже интерпретируется, в частности, в книге Сергея Кара-Мурзы «Крах СССР», в статье Всеволода Чаплина и Александра Рудакова «О Боге, человеке и цивилизации». Этот раздел книги я начинаю с опровержения тезиса проповедников учения об особой русской цивилизации, тезиса о том, что Ленин и соответственно Троцкий руководствовались во время революции и гражданской войны не марксизмом, а требованиями русского культурного кода, не марксистским идеалом, а идеалами русского народа. Если я докажу, что все же Ленин, а позже Сталин воплощали в жизнь учение Карла Маркса о первой фазе коммунистической формации, а не требования русского культурного кода, то тем самым я смогу показать, что на самом деле перестройка была запоздалой контрреволюцией. Далее логика исследования требует доказать, что нельзя было воплощать в жизнь то, чего на самом деле не было, а все эти мифы и гипотезы о русской цивилизационной особости – от утраты веры в себя. В этой главе я обращаю внимание на исходный национальный нигилизм и национальное пораженчество самого учения об особой русской цивилизации. Естественно, я был вынужден, опираясь на работы Владимира Соловьева, показать, почему с самого начала учение Николая Данилевского не имело под собой исторической и фактологической почвы, имело чисто эмоциональное происхождение. Далее при исследовании причин победы большевиков в гражданской войне я обращаю внимание на те особенности русского национального сознания, которые прямо противоречат мифу о коллективистской природе русской души, но которые умело эксплуатировали в своих политических целях большевики. Все это заставляет меня снова рассказать правду о реальной душе и реальных устремлениях русского крестьянина, как
