с грацией человека, который впитал хорошие манеры с молоком матери и потому знает, когда ими можно пренебречь. Такой типчик даже из свиного корыта будет хлебать, как аристократ, и никто ему слова ни скажет.
– А вот и моя новая сестренка! – сказал он развязно, вскочил, схватил Ирис за руку и потряс. – Хорошенькая!
Щелкнул языком и окинул ее глазом завзятого сердцееда.
Парень был поразительно красив. Стройный, с изящным удлиненным лицом и синими глазами, он словно сошел с классической картины. Одет он был с иголочки, вместе с тем в его облике наблюдалась выверенная неряшливость – галстук распущен, верхняя пуговица рубашки расстегнута, волосы живописно взлохмачены.
– О! Вы уже познакомились! – сказала тетя Грета, входя в комнату.
– Еще не успели, – озадаченно ответила Ирис.
– Это мой сын Даниэль, племянник Гвидо. Он учится на художника. Был в творческом путешествии, писал старинные развалины, – с гордостью объяснила тетя Грета. – Даниэль приехал рано утром.
– На похороны дядюшки увы, не успел, – радостно объявил Даниэль. – Ну и ладно. Там наверняка была скучища смертная. Если только вы не установили в надгробии бар для посетителей, как мечтал дядя.
– Даниэль! – шокировано осадила его тетя Грета.
Рекстон бросил на юного шалопая неодобрительный взгляд.
– Да ладно вам корчить кислые мины, – отмахнулся Даниэль. – Хватит делать вид, будто вы огорчены дядиной кончиной. Он нам всем изрядно жизнь попортил. Да и каждый день он ходил по краю. Мы все ждали, что он вот-вот поджарит себя током или подорвется в своей мастерской. Даже удивительно, что он сыграл в ящик вполне пристойно.
После этого заявления, госпожа Эрколе и Ирис сели за стол в неловком молчании. Даниэль продолжал болтать:
– Мне уже рассказали о тебе. Ничего, что я на «ты»? Мы же родственники. Значит, ты артистка? Где выступаешь? В кабаре или варьете?
– Ваш омлет, господин Эрколе, – Рекстон поставил перед Даниэлем тарелку. «И заткнитесь, будьте любезны», говорили его крепко сжатые губы и ледяные глаза.
– Спасибо, старина! – подмигнул ему Даниэль. – Ты теперь должен называть меня «ваша милость», нет? Я же теперь вроде как барон?
– Разумеется, ваша милость.
– Да ладно тебе, я пошутил! Можешь продолжать звать меня «Даниэль», как в детстве. Когда посторонних нет, разумеется! – он еще раз подмигнул.
Из племянника барона фонтаном била дурашливая энергия. Ирис пока не разобралась, что он за птица.
Он очень глуп или наоборот – очень умен? Скорее, первое. Видала она таких обаятельных, но недалеких наглецов в артистических кабаках.
– Когда приедет нотариус? – спросил Даниэль. – Не терпится узнать, что оставил мне дядя, кроме титула из пяти букв! Титул на хлеб не намажешь и в стакан не нальешь. А у старого скряги денежки водились.
– Даниэль! Прошу, прояви хоть каплю почтения! – укорила тетушка.
Во
