style="font-size:15px;"> То ли дело обрубки рук и ног, пораженных некрозом. Черные, в язвах и струпьях, аж кожа крошилась, будто плоть обуглилась. И в этом была заслуга планариума – сизого порошка. Еще одно опасное растение, чьи семена попали в Аштум из Серости.
У Альдреда желудок оказался сравнительно крепкий. Зрелище выдержал мужественно. А вот одного из студентов на потоке стошнило прямо под парту. Словом, профессора умели убеждать.
Сестра Кайя – и та посчитала своим долгом предупредить воспитанника:
«Запомни, юный новиций. Те, кто дурман курят и нюхают планариум, – больные люди. Грязь, мразь и последнее дело».
– Как раз в ту пору Мировая Эйфория дошла до Илантии, – продолжал Драго. – Студенты тогда посвободнее себя чувствовали. Всячески просвещались культурно. Театры посещали. Актеры, в свою очередь, плотно сидели на всякой пакости, вот и приобщили золотую молодежь Города. Учащиеся нюхали и курили прямо в Кампусе, откидывали копыта что в общежитиях, что в аудиториях. Страшно это. Целая эпидемия.
– Да, я слышал об этом, – ответил Альдред.
– А как вообще профессура могла такое допустить? – насупилась Ингрид.
– Ну, никто даже толком и представить себе не мог, чем там детишки балуются, – заявил морской волк. – Все это казалось далеким. Глядишь, Ларданы напасть и не коснется. А оно вон как получилось. Да поздно было.
Богдан, привлеченный беседой, поддержал тему:
– Герцог настоящую городскую войну устроил, чистил притоны. Я слышал, народу тьма передохло – и зависимых, и торговцев. Толку только? Дельцы как были, так и остались, просто на дно залегли. Бьюсь об заклад, Барбины и вовсе поумерили пыл, предоставили условия для теневой продажи. Отыскали золотую середину, так сказать…
– В общем! – Усач попытался вернуть собеседников к исходному вопросу. – Руководством университета было принято решение оградить Кампус от Города и тлетворного влияния, что проникало туда внутрь. Герцог это дело проспонсировал.
– Угу, – поддержал Богдан, кинув окурок на мостовую. Сплюнул через пару шагов. – Так стена и образовалась. Свежая, видите? Учащиеся теперь там ведут строго обособленную жизнь. Допрыгались, короче говоря.
– Разве после этого студенты перестали носы пудрить? – усомнился Альдред, вспоминая разговор с Цанци. – Я обратное слышал.
– Я тебя умоляю! – рассмеялся Вальдес. – Ничего, в принципе, не изменилось. Просто не так выражено. Они поставили стены, хорошо. В Саргузы не пускают, на входах и выходах тщательно досматривают, и все такое. Только то и дело студенты попадаются. Реже, чем раньше. И тем не менее. Здесь в чулке протащат, на каникулах там, у себя накурятся в сопли. Отчисляют и садят их – волна за волной, волна за волной.
– Молодежь – она такая, – многозначительно добавил от себя герват. – Вечно бунтует, просто не туда воюет…
Альдред осклабился, думая о своем. Флэй считал, это в порядке вещей. Себя с благородными сынками и дочурками не отождествлял:
