style="font-size:15px;"> В конторке механического «секретарши» уже не было, но присутствовал ее запах (Лизхен душилась эссенцией розового масла).
– Ушла? – спросил Николай.
– Сегодня на полчаса раньше. За ней заехал шофер баурата, кажется, его фамилия – Беккер.
– Будьте с ней осторожны. Лизхен – глаза и уши Загнера, – предупредил Николай.
– Я этого не знал, но чувствовал печенкой, она меня редко обманывает, – усмехнулся Рябошапченко.
Он расстелил на столе газету и поставил банки, добытые им в санчасти. Общими усилиями были открыты консервы и распечатана бутылка. Гефт налил бренди в банки. Полтавский извлек из кармана несколько ломтей хлеба. Вилка была одна на всех, в универсальном ноже Рябошапченко, но это не портило сервировку. Каждый сделал себе бутерброд, они чокнулись и…
– Постойте, товарищи, за что? – спросил Гефт.
– За «товарища»! – предложил Полтавский.
– Тост хороший! Выпьем за то, чтобы вернулось к нам доброе, человечное обращение – товарищ!
Они выпили и закусили.
Бутылка была опорожнена еще только наполовину, а Николай уже понял: нужного разговора не получится. Пригласив Полтавского, он совершил ошибку. Тогда под предлогом, что в шесть тридцать у баурата совещание, он простился и ушел.
– Как думаешь, Андрей Архипович, с кем Гефт? Неужели с немцами? – спросил Рябошапченко, когда они остались одни.
– Николай, конечно, немец, но, думается, с фрицами ему не по пути, – сказал Полтавский. – Лично я ему доверяю.
– А что, если он и нашим, и вашим?
– Как это? Не пойму…
– Служит рейху, а с нами заигрывает на всякий случай, вдруг Гитлер выйдет из игры. Обеспечивает свои тылы…
– Знаешь, Иван Александрович, я как-то привык о людях хорошо думать. Трудно жить, если в каждом видишь подлеца…
– Так-то оно так, да время, Андрей, трудное… Есть такие, не выдерживают испытаний, они думают про себя так: ну раз-другой сподличал, зато выжил! А гордые да чистые, они в братских могилах гниют, в крутоярах накиданы…
– Не пойму я тебя, с чего бы это Гефту перед нами заискивать? Сами за чечевичную похлебку продались!.. – Полтавский замолчал.
– Понимаешь, Андрей, что-то во мне говорит: доверься! Наш человек! А вспомню, как он «ПС-3» доводил, думаю, нет, он на немцев работает. И посоветоваться не с кем. Была же у нас на Марти партийная организация! Были коммунисты – заводская совесть! Ну скажи ты мне, Андрей, куда они все подевались?!
– Сигуранца их…
– Знаю! – перебил его Рябошапченко. – Не могла сигуранца всех перевести! Народ же это. Разве весь народ изничтожишь?!
– А знаешь, Ваня, я могу делу помочь…
– Да ну? Как?
– Я, конечно, не ручаюсь, но надежду имею. – Полтавский выглянул в дверь, прислушался, затем вышел в цех и пустил на холостую станок.
– Зачем
