не обули… А ведь могли бы. Власть у нас и мафия едины. Старательно они изображают, что очень мощно борются друг с другом, как левая рука с рукою правой.
Клавдия Максимовна: – Вы даже очень смело говорите. Храбрый, как портняжка. Впрочем, вам простят «свободу слова». Ведь только псих по улицам гуляет с собакой-невидимкой. Похожи вы на министерство соцзащиты населенья в стране, где только и богатых защищают. Мираж вы выдаёте за реальность. К примеру, если есть министр культуры, совсем не значит, что имеется… культура. Избави бог, я это не про нас. У нас, в России, с этим все в порядке. Министров стало столько – пруд пруди! А это значит, что народ… в расцвете. Конечно же, я к вам не подойду! Не стоит приближаться. Вдруг вы укусите меня, Степан Захарыч. А бешенство, вы знаете…
Степан Захарович: – Я знаю, Клавдия, весьма-весьма начитан. Но… боже мой! Ведь я предупреждал!
Незримая собака по кличке Демофобик с лаем тянет на невидимом поводке за собой Степана Захаровича и кусает за ногу Клавдию Максимовну. Конечно же, Степан Захарович умудрился ткнуть старую знакомую вилкой в ногу. Та, наклоняясь и хватаясь рукой за место укуса, издаёт крик. В нём столько удивления и ужаса.
Клавдия Максимовна (выпрямляется, прихрамывая на левую ногу): – Ой, Господи! Какая-то зараза так больно и внезапно зубами цапнула меня… почти что за бедро. Мне фокусы такие, извините, совсем не по нутру. Вы можете сказать, что происходит? Ведь если б крышу сдвинуло мою, и я мозгами тут же повредилась, не ощутила бы нахального укуса. И этот лай собачий ниоткуда…
Степан Захарович (поспешно садиться на противоположную скамейку, поглаживает рукой ворчащую невидимую собаку, Демофобику): – Ну, успокойся, пёсик, успокойся! Нельзя же так, на всех людей бросаться. Хоть Клавдия Максимовна тупая, не слушает совсем советов добрых, но нападать тебе на старых женщин не надо бы, мой друг. Так некрасиво.
Демофобик радостно, но виновато повизгивает. Клавдия Максимовна, прихрамывая, решительно делает несколько шагов в сторону скамейки, где сидит Степан Захарович.
Клавдия Максимовна (с возмущением): – Возможно, я тупая, я согласна. Но почему, нахальный старикан, вы даму обзываете старухой? В расцвете сил я. Ведь ещё способна с зерном два эшелона разгрузить, а может быть и больше. Вам понятно? Вы уподобились развратной молодёжи, которая погрязла в сексе, в наркоте и пьянстве. Вы аморальны даже в ваших мыслях, неверную оценку мне даёте!
Степан Захарович: – Ну, понесло, вас, милая моя! Если хотите, то возьму слова обратно. Но только вот, пожалуйста, не надо бездумно хаять молодёжь и обвинять её во всех грехах вселенских. Быть молодым у нас теперь опасно – им не работы не дают, не денег, нет жилья… Нет завтрашнего дня! Не каждый может выдержать такое. Ведь не у всех же бабки сердобольны, которые, как говорится, готовы за внучонка пасть порвать любому… на портянки. Будь то даже бандит известный и с большой дороги.
Клавдия
