Дожрав её и приступив к водке, я всё сильнее уходил в депрессию, сегодня ровно год назад мы познакомились с Ксенией. В этот день может сделал ей предложение, жёнкой моей стала бы, кто знает, как жизнь тогда повернулась… Сидел бы сейчас с ней в морском ресторане, щупальца осьминога ел, устрицы сёрбал с раковин. Или дома с собаками нашими нянчился. Кто знает, кто знает…
Обильные стук послышались вдруг сквозь музыку. Это был тот самый сосед. На сей раз через дверь я попросил его, чтоб тот убирался, после чего он открыл щиток в подъезде и по традициям голливудских фильмов ужасов, отключил нам свет. Типичный шизоид. Выглянув в глазок и убедившись, что на лестничной площадке никого, я и ещё один парень с этой вечеринки вышли, включив все рубильники назад. Парню было от силы лет двадцать, в квартире находился ещё один мальчик, (младший брат мадемуазели с короной) ему было вообще что-ли пятнадцать. Все его называли «Малыш». Одним словом, вот почему изначально никто не отправил в нокаут соседа долбаёба. Малы ещё отроки.
У подъезда всё время торчала полицейская машина. Музыка в квартире к десяти часам была выключена. Хоть на первый взгляд все здесь и выглядели, как отбросы, однако законы чтили. Всё новые и новые лица появлялись в притоне. Рэпер протестант, то и дело говорящий о боге и читая какую-то отсебятину, копируя африканскую поп-культуру, парень с самурайским хвостиком в лосинах в чёрно-белую полоску, мутный тип в джинсовом пиджаке по кличке «Уебан» и какие-то ещё серые лица мелькали в гостиной, на кухне распивая дешёвое, порошковое пиво. Их компания не то, чтобы не приводила мою душу в восторг, я питал к ним даже некое отвращение. В этот вечер меня интересовали сугубо женщины, их прозрачные платья, чулки, и налившиеся соком вагины, и ничто более. Одна из них, впрочем, подсела ко мне на диван, пока я писал очередные заметки в свой айфон. Ей успела доложить Алина, что я поэт имеющий левый взгляды, что питаю страсть к французской литературе и милфам. Резюме конечно многообещающее… Подсевшая ко мне была та самая бабища в чулках, сидящая на полуразваленном стуле. Она чуть ли не сразу завела разговор о Маркизе де Саде, о французской революции. Её сверкающие глаза, то ли от водки, то ли от наркотиков смотрели на меня с восхищением, может быть и с вожделением. В революциях она, конечно, ничего не понимала, её цеплял сам романтизм, ломание канонов в сознании человеческом и ещё веселье. Будь её воля она бы устроила в этой квартире оргию из десятерых, нет, лучше из двадцати человек. Грязь и похоть. Испражнения и гениталии. Вот что приводило её в эйфорию. Мне кажется, если бы здесь была собака, кот или ещё какое-нибудь домашнее животное, она непременно выебала и его. Настолько уж было повышено её либидо.
Не пропадать же такой возможности – сказал я себе, и пустил её в свои объятия. Мы принялись целоваться. Гладя рукой по капроновым колготками медленно переходя к голым ягодицам, я думал о том, сколько хуёв этого города входило в этот зад, рот и непосредственно в щель. Недолго так провозившись на стареньком диване, я получил от поклонницы де Сада предложение уединиться в спальне. Она пошла
