за её ноги. Вонючий. Заразный. От него так и веяло смертью. Жизнь отбегала, закрывала глаза. Отталкивала его мерзкие скрюченные руки. Он заплакал. Ну и что. Он ведь уже не такой, как она, Жизнь. А только она имеет право жить. Значит, пусть он зовет к себе Смерть, может быть она ему и поможет.
И больной понимал. Что от Жизни любви не дождешься. Она любит только живое. Да и не любит даже, а ест…
Он звал тогда её маму, Смерть, и она приходила к нему и лечила: гладила по щеке.
Когда Жизнь уставала бегать, она вспоминала про еду. И устраивала застолье.
Жизнь садилась готовить. Готовила долго и замысловато. Раскладывала еду в блюда в прекрасном порядке. Празднично украшала стол.
И долго, долго, долго кушала всё подряд.
После этого Жизнь обычно валялась без сил. Потом начинала тревожиться о своем здоровье и садилась на диеты.
Жизнь очищалась, голодала и была вегетарианкой. Одновременно она кушала много мяса для энергичности. И много сладкого для души.
Вдруг Жизни отчего-то стало плохо. Она утомилась.
Она поранилась в битвах, ей всё вокруг надоело. Хуже всего: те сильные и красивые, которых она прежде любила, достались не ей.
Ведь они принадлежали не Смерти, а сами себе! Поэтому Жизнь не могла прямо потребовать и получить их. И Жизнь упала в печаль.
В печали Жизнь мучилась. Когда ей стало плохо, она позвала свою маму.
И мама пришла.
Смерть всегда приходила к тем, кто звал её, дабы утешить их, потому что сердце её было полно к ним любви.
«Нет, уходи прочь, я звала не тебя!» – закричала Жизнь.
Смерть ушла прочь.
Жизнь повеселела, окрепла, разрумянилась. Снова побежала в атаку. Вновь стала себя украшать.
А потом вдруг у нее округлился живот…
И у нее округлились глаза, увидев Божье чудо.
Жизнь стала матерью.
Но она как будто перестала быть Жизнью.
Жизнь перестала украшаться. Не смотрела в зеркало. Не меняла платья. Ела что придется. Могла ничего не есть. Никуда не бежала. Она вела себя как Смерть.
Она любила.
Кормила кого-то. Вынимала из себя сердце и кормила кого-то сердцем.
Дитя потребовало: «Мне! Красоту!»
«Возьми», – отдала, всю.
Дитя сказало: «Мир – мой!».
Жизнь согласилась.
Потом дитя выросло.
И она снова стала Жизнью. Продолжила себя украшать. Выгнала повзрослевшее дитя вон.
Попыталась отнять у дитя красоту, но не получилось, только кусок себе отщипнула.
Дитя претендовало владеть миром. Оно было сильно, хитро, умно и недоверчиво. Оно пошло на нее войной. Жизнь удивилась и …заболела.
Тяжко заболела.
Тяжело.
Перестала есть, не
