погладила малыша, удивляясь их доверчивости. Подняв голову, пересчитала дельфинов, вместе с малышом их девять. Они ведут себя совсем-совсем как разумные, наверное и имена у них есть. Может потом, когда-нибудь буду знать, как их зовут.
Аксинья еще долго ходила по воде, не решаясь далеко заходить, наблюдая, как плавают дельфины, играют в воде, малыш то отплывал к дельфинам, то возвращался к ней. Совсем ребенок и мир-то хочется узнать и от мамки страшно отойти.
Потом подобрав рыбу, Аксинья отправилась домой.
Ну вот, у меня появился дом, он живой, у меня появились друзья, правда необычные, зато добрые. А рыбу сейчас запеку в ямке.
Постепенно сложился некий распорядок. Поднималась в шесть утра, умывшись, пожелав всем здоровья и светлого дня, шла на гору, по пути набирая хворост. Куча хвороста на горе росла, надо будет, чтобы издалека был виден дым. Бросив очередную охапку на кучу, оглядывала пустой горизонт, уже два месяца я здесь, но ни разу, ни одного корабля, ни одного самолета не увидела. После завтрака шла в рощу набирала фруктов, ягод, о том что это осень почему-то ей в голову не приходило, что за осенью придет зима и надо делать заготовки, а может потому, что жила ожиданием, что вот-вот что-нибудь появится и она уедет домой.
Вычеркивая в календаре очередной прошедший день, записывая кратко увиденное, задумалась о своем необычном общении с дельфинами. Аксинья чувствовала, что они ее понимают, понимают буквально каждую мысль даже промелькнувшую мыслишку, они знают ее желание и даже предугадывают. А я? Я понимаю их? Нет. Так слабенько и только ярко выраженные поступки, мне понятны. А дома? Понимала ли я своих братьев меньших. Они меня понимали, что же слышали они от меня, «Куда пошла?! Убери ногу?». Они-то ведь слышат нас и слушаются, особенно лошади и коровы. А когда говоришь, «убери ногу», они отодвигают или поднимают ногу. Так что происходит? Кто разумнее-то? Мы или животный мир? И на какой эволюционной ступеньке развития мы находимся по сравнению с ними.
Аксинья бросила ручку и стала ходить. «На фиг, до чего можно додуматься, и вообще, как я сюда попала? Как? Где самолет? Где наконец пассажиры? Почему я одна? Я хочу домой!».
Аксинья вспомнила свою маму Галибу Фатиховну, та всю жизнь прожив среди русских, так и не научилась толком говорить по-русски, и если что-нибудь не укладывалась в ее голове или было выше ее понимания, она говорила:
– О-о-о, у меня ум не хватает понять все это.
Вот и я ничего не понимаю, ничего. У меня точно ума не хватает понять все это. Дома хорошо, то одна соседка прибежит, то другая, начальство бочку накатить, муж пьяный домой явится, права качать, думать некогда.
На другое утро, осмотрев с горы остров, нашла коз, пора с ними поближе познакомиться, проложила взглядом дорогу до Черной скалы, стала собираться в путь. Поправила волосы под косынку оглядела себя, атласные шаровары, вышитая рубаха до колен в лаптях, а лапти кстати крепкие, умелые руки их делали – подумала Аксинья. Собрав в узелок фрукты два сухарика,
