в собственном брачном союзе, Гариэт решил отыграться на брате. Выпил изрядное количество гинна, душистой настойки на бутонах вергинии. Заляпал фиолетовыми каплями рубашку, лениво натянул любимый жилет и затеял привычный спор.
Все та же болтовня – о том, что Габ выбрал себе самую дрянную супружницу из возможных. Войну. Что та не согреет постель, не подселит в сердце нежность. Лишь очерствит и изрежет шрамами.
– Найти б тебе деву, что разожжет огонь… – ковыряя венец на голове, мурлыкал над бокалом брат и пытался рассмотреть сатарские звезды сквозь серебряный полог.
Герцог поморщился: «грелок» для постели у него хватало. Катрисса, Мирана, Лавайна… Но в последнее время Габ отдавал предпочтение тэйре Ротглиф.
Он был весьма щедр и заботлив, она – горяча и умела. И не претендовала на кусок черствого герцогского сердца, что он ценил особо. Пожилой супруг Сиеллы, недавно получивший желанный титул, смотрел на эту связь до отвращения спокойно.
Сам Габриэл тоже не был ревнив. Отправляясь на рубежи, он забывал обо всем, кроме долга перед истинной супругой – войной. И никогда не спрашивал себя, что творит Сиелла, пока он руководит армией Сатара. Пожалуй, в эти дни он даже не помнил о существовании рыжей леди.
Огня в его жизни хватало. А нежность в сердце и эмоциональная привязанность – вещи лишние в военных реалиях.
– Габ? – бесцеремонно вырвали его из задумчивости. – Так что ты думаешь о законном браке?
– Нет в мире той…
– Прекрати. Ты ведешь эти речи который год, и с каждым разом они все скучнее, – отмахнулся Гариэт. – В тридцать три года положено иметь жену. Хотя бы изредка.
Довольный глупым каламбуром, брат хрипло рассмеялся. Черная туча хлынула в грудь, Габриэл помрачнел. Как мрачнел всегда, когда Гариэт заводил разговор о браке. Привычно заныли все зубы разом, в голову ржавым копьем вкрутилась боль.
Герцог слишком хорошо усвоил прошлый урок, чтобы сомневаться хоть в одном слове из ведьмовского проклятия…
– Нет в мире той, – процедил Габ по слогам, утратив остатки праздничного настроя.
Он решительно поднялся с плетеного кресла, намереваясь покинуть безумное торжество, но брат вскинул ладонь. Перстни сверкнули в садовом полумраке, и на зов из толпы прибежал Томеус – храмовник, которому на рассвете предстояло освещать избирательные чаши и открывать тропу.
– Давай убедимся, что Сато не вплела в твое полотно ни одной любовной нити? – ехидно сощурился нетрезвый монарх. – Тэр Томеус, сегодня последний день царствия Верганы… Как думаете, отзовется она на зов грейнской крови? Даст нам ответ?
– Шутки с богиней в сей волнительный день… – уклончиво молвил жрец, с ужасом взирая на золотой шпиль храма.
– Какие уж тут шутки? Мы совершенно серьезно попросим у нее прочесть полотно Габриэла и поискать в сплетении нитей любовный узелок. Пускай укажет на чистую деву,
