приступить?..»
Так размышлял Аркадий… а пока он размышлял, весна брала свое. Все кругом золотисто зеленело, все широко и мягко волновалось и лоснилось под тихим дыханием теплого ветерка, все – деревья, кусты и травы; повсюду нескончаемыми звонкими струйками заливались жаворонки; чибисы то кричали, виясь над низменными лугами, то молча перебегали по кочкам; красиво чернея в нежной зелени еще низких яровых хлебов, гуляли грачи; они пропадали во ржи, уже слегка побелевшей, лишь изредка выказывались их головы в дымчатых ее волнах. Аркадий глядел, глядел, и, понемногу ослабевая, исчезали его размышления… Он сбросил с себя шинель и так весело, таким молоденьким мальчиком посмотрел на отца, что тот опять его обнял.
– Теперь уж недалеко, – заметил Николай Петрович, – вот стоит только на эту горку подняться, и дом будет виден. Мы заживем с тобой на славу, Аркаша; ты мне помогать будешь по хозяйству, если только это тебе не наскучит. Нам надобно теперь тесно сойтись друг с другом, узнать друг друга хорошенько, не правда ли?
– Конечно, – промолвил Аркадий, – но что за чудный день сегодня!
– Для твоего приезда, душа моя. Да, весна в полном блеске. А впрочем, я согласен с Пушкиным – помнишь, в Евгении Онегине:
Как грустно мне твое явленье,
Весна, весна, пора любви!
Какое…[5]
– Аркадий! – раздался из тарантаса голос Базарова, – пришли мне спичку, нечем трубку раскурить.
Николай Петрович умолк, а Аркадий, который начал было слушать его не без некоторого изумления, но и не без сочувствия, поспешил достать из кармана серебряную коробочку со спичками и послал ее Базарову с Петром.
– Хочешь сигарку? – закричал опять Базаров.
– Давай, – отвечал Аркадий.
Петр вернулся к коляске и вручил ему вместе с коробочкой толстую черную сигарку, которую Аркадий немедленно закурил, распространяя вокруг себя такой крепкий и кислый запах заматерелого табаку, что Николай Петрович, отроду не куривший, поневоле, хотя незаметно, чтобы не обидеть сына, отворачивал нос.
Базаров следует за Кирсановыми на тарантасе. В этой подробности скрыт намек на известную в 19 веке повесть представителя «натуральной школы» Владимира Соллогуба – «Тарантас» (1845). По композиции и содержанию «Тарантас» близок «Путешествию из Петербурга в Москву» Радищева. Сюжет повести – поездка героев – дает повод для критических рассуждений об устройстве России. То, что Базаров едет в тарантасе, может служить еще одним доказательством того, что автор видит в герое либерала и критика устоев.
Четверть часа спустя оба экипажа остановились перед крыльцом нового деревянного дома, выкрашенного серою краской и покрытого железною красною крышей. Это и было Марьино, Новая слободка тож, или, по крестьянскому наименованью, Бобылий хутор.
IV
Толпа дворовых не высыпала на крыльцо встречать господ; показалась всего одна
Николай Кирсанов неслучайно вспомнил строки из «Евгения Онегина». Этой отсылкой автор открывает читателю поэтическую натуру отца Аркадия и противопоставляет ее энергичному характеру Базарова. А еще, намекает читателю на схожесть Евгения Онегина с главным персонажем собственного произведения. Базаров поначалу столь же горд и самолюбив: «Мы почитаем всех нулями, // А единицами – себя…» («Евгений Онегин»).
