дуэли
Дуэль происходила 27 января. Жуковскому рассказали: самообладание Пушкина в тот день «было удивительное». Он написал большое, обстоятельное письмо к автору своего журнала «Современник». За городом, где проходила дуэль, спокойно наблюдал, как долго утаптывали снег, делали площадку. Плащами обозначили барьеры в десяти шагах друг от друга – и дуэлянты стали сходиться.
«Пушкин почти дошёл до своей барьеры; Геккерн (младший, он же Дантес. – Прим. сост.) выстрелил; Пушкин упал лицом на плащ, и пистолет его увяз в снегу…»
– Я ранен, – сказал Александр Сергеевич по-французски.
Дантес хотел к нему подойти, но он опять же по-французски сказал:
– Не трогайтесь с места; у меня ещё достаточно сил, чтобы сделать выстрел.
Пушкину дали новый пистолет. Дантес был ранен, но не убит. Пуля попала в пуговицу…
На обратном пути Пушкин, «по видимому, не страдал, по крайней мере, этого не было заметно; он был, напротив, даже весел, разговаривал с Данзасом (своим секундантом. – Прим. сост.) и рассказывал ему анекдоты».
Карета с раненым подъехала к дому. Камердинер на руках понёс Пушкина по лестнице.
– Грустно тебе нести меня? – спросил Александр Сергеевич.
«Бедная жена встретила его в передней и упала без чувств, – продолжал Жуковский. – Его внесли в кабинет; он сам велел подать себе чистое бельё; разделся и лёг на диван, находившийся в кабинете. Жена, пришедшая в память, хотела войти; но он громким голосом закричал: «N’entrez pas» (не входите. – Прим. сост.), ибо опасался показать ей рану, чувствуя сам, что она была опасною. Жена вошла уже тогда, когда он был совсем раздет». И укрыт.
Приговор
Послали за докторами. Они осмотрели рану, и один уехал за инструментами, а второй – Шольц, остался возле Пушкина.
– Что вы думаете о моей ране? – спросил Александр Сергеевич, – я чувствовал при выстреле сильный удар в бок, и горячо стрельнуло в поясницу. Дорогою шло много крови. Скажите откровенно, как вы находите рану?
– Не могу вам скрыть, она опасная, – ответил доктор.
– Скажите мне, смертельная?
– Считаю долгом не скрывать и того. Но услышим мнение Арендта и Соломона, за коими послано.
Пушкин перешёл на французский язык:
– Благодарю вас, вы поступили по отношению ко мне как честный человек. Надо устроить свои домашние дела.
Шольц спросил:
– Не желаете ли видеть кого из ваших ближних приятелей?
Пушкин взглянул на свою библиотеку:
– Прощайте, друзья!
Шольц перечислил тех, кто уже был в доме.
– Да, но я желал бы Жуковского…
Пушкин хотел, чтобы его гений-хранитель был рядом.
Всё простил
Вскоре появился доктор Арендт. Он был придворным врачом. И когда уезжал, Пушкин сказал
