за это время немилосердно укачало. Дорога оказалась труднопроходимой и состояла по большей части из колдобин, широко разлившихся непролазных луж и всего прочего, что в российской глуши именуется дорогами. По приезде всех «таксишников» долго и мучительно тошнило, мутило и ломало. Нас же, тех, кто ехал в почтовой машине, укачать не смогло. Всю дорогу нас подбрасывало к потолку, перекидывало из угла в угол, энергично встряхивало и взбалтывало, а внезапно оживший железный ящик с корреспонденцией скакал за нами следом, хищно клацая крышкой. Какие уж тут укачивания.
Добравшись до места, мы поселились в деревне Алексине, в доме, где жила семья бабушкиного предположительно троюродного брата Ивана, и уже оттуда навещали других родственников, знакомились с окрестными деревнями, лесами и полями. Я не очень поняла тогда, как эти родственные связи поддерживались, кто с кем общался, с кем нет. Самая ближайшая из родни, бабушкина двоюродная сестра Соня, жила в Череповце. Через нее, собственно, нам и удалось организовать эту поездку. Мы смогли встретиться с многочисленной родней, потомками дворянскими и крестьянскими, которые давно перемешались друг с другом. Родители особенно сдружились с Паней, маминой троюродной сестрой, симпатичной и весьма здравомыслящей особой. Потом они еще несколько раз приезжали к ней в гости. Папа привозил друзей, и они с местными мужиками ходили на охоту. Семья Пани жила в небольшой деревеньке со звучным названием Хлебаево. Как-то мы с бабушкой пришли к ним в гости и остались ночевать. В избе у Пани было чисто, уютно, на полу лежали пестрые домотканые половики, русская печь нарядно белела, и пироги у нее были особенно вкусные. Вечером меня положили спать в маленькой комнатке, постелили на полу. Я с удовольствием растянулась на душистом матрасе, набитом сеном. И почти уже заснула, как выяснилось, что вместе со мной в комнате обитает жизнерадостная кукушка. Она вылезла из домика в часах, огляделась по сторонам и приветствовала меня бодрым «ку-ку». Про таких кукушек я раньше только в книжках читала, а живьем не видела, и очень обрадовалась. Но скоро ее регулярные визиты начали раздражать. Мне хотелось спать, а у трудолюбивой птички, как выяснилось, работа была круглосуточной. Так мы с ней всю ночь и прокуковали, отмеряя каждый следующий час соответствующим ему полновесным кукованием, а половинку часа – скромным одиночным «куком».
Вообще тем летом время повернулось ко мне какой-то новой гранью. Именно там, в деревне, я почувствовала и будто наяву увидела его плавное кружение. Откуда-то пришло понимание широты мира, его протяженности, растянутости во все стороны, а вместе с этим ощущение бесконечности времени. Я рассуждала так, вот закончила я первый класс, почти год прошел с начала школы – и я принималась из своего настоящего вглядываться в прошедший год. Первый год в школе начался в сентябре и почти уже закруглился, приближаясь к новому сентябрю. Годовой круг был, как и все вокруг, просторным, легким, он был похож на огромный бублик и подрагивал перед глазами переливами красок. В школе таких лет – целых десять, продолжала рассуждать я, как это много.
