style="font-size:15px;"> – Сейчас вернется, – сказала Лика. – Он не мог нас не увидеть, сейчас развернется и вернется. Надо подать сигнал.
Мы сложили на берегу большие буквы SOS из веток и подожгли их, но вертолет так и не вернулся. Больше над нами никто не пролетал, кроме стай крикливых ворон. Лика нашла в доме фольгу и завернула в нее камушки. Вечерами она выходила на крыльцо и бросала их высоко в небо, вороны пикировали вниз, пытаясь подхватить блестевшие камушки, а она веселилась и хохотала. Мы жарили грибы все в той же кастрюльке и ели их с макаронами, растянув единственную пачку почти на неделю, а потом просто ели грибы без ничего. Варили компот из ягод черники. Шли дни, иногда я думала: а что, если началась война, что, если России больше нет, и поэтому нас никто не ищет, и поэтому вертолеты не обращают на нас внимания. Может, и нет никаких Москвы и Петербурга, может, уже все превратилось в пепел, может, и во всем мире так. Может, на Земле не осталось никого, кроме нас в лесу. Что, если этот лес – все, что у нас осталось.
Однажды вечером, когда мы ложились спать, я сказала Лике:
– Знаешь, человек, построивший этот странный дом, в каком-то смысле исполнил мою мечту.
– Жить в лесу?
– Не совсем, скорее в крепости. Я, когда маленькая была, мечтала, что вырасту, построю себе крепость, поставлю часовых по периметру, буду там сидеть, а они будут меня охранять и никто не сможет меня оттуда достать, а если кто-то приблизится к крепости, часовые начнут стрелять. Не сразу, конечно, сначала они крикнут: «Стой, кто идет?!» – и только потом откроют огонь, а я буду спать в темной маленькой комнате на вершине башни, читать книжки, смотреть на бескрайние поля вокруг и знать, что мне не нужно оттуда выходить никуда. Этот дом… это, конечно, не крепость, но вокруг тайга, к нему даже тропинки нет. Может, человек, строивший его, думал о чем-то похожем.
Лика села на кровати, в темноте было не разобрать ее выражение лица, но голос прозвучал удивленно:
– Что у тебя было за детство, что ты мечтала быть запертой в башне?
– Давай спать, – я уже пожалела, что брякнула это ей, – ненавижу трепаться о своем детстве.
16
Макароны закончились, закончился газовый баллон для горелки, топить печь мы так и не научились. Нас никто не смог найти, а может, даже и не пытался. Оставаться в доме – хотя в нем и было определенно безопаснее, чем в лесу, – мы не видели смысла. К тому же становилось все холоднее, все чаще шли дожди, приближалась осень, и мы понимали, что скоро наступят настоящие холода и мы уже не сможем выйти из леса.
От найденной в доме карты особо не было толку: мы понятия не имели, где находимся. Может, мы вообще уже в Финляндии и, когда выйдем из леса, увидим не разбитый асфальт и бабушку, продающую пирожки у обочины, а гладкую аккуратную дорогу и фермера Йоханнеса.
Мы видели на карте, что похожих безлюдных озер в Карелии были десятки, определить, какое из них наше, было невозможно, но в любом
