я не хочу заканчивать их на минорной ноте.
И заставив себя улыбнуться шире, продолжаю:
– Так что сказал пират, когда ему стукнуло восемьдесят?
– Ах, это. – Его смех звучит бесцветно, но это все-таки смех, так что я считаю это своей победой. Особенно когда он отвечает: – Он сказал, глядя на своих собратьев: «Черт бы побрал этих бесят».
Я уставляюсь на него, затем качаю головой.
– Ничего себе.
– Эта шутка не стоила твоих ожиданий, правда?
В его словах есть подтекст, но сейчас у меня нет сил разгадывать его, так что я сосредотачиваюсь на шутке.
– Да, она слабенькая.
– Знаю.
Его улыбка едва заметна, но она есть, и я ловлю себя на том, что мне хочется удержать ее, хотя бы ненадолго. Наверное, поэтому я качаю головой и говорю:
– О-о-очень слабенькая.
Он выгибает одну бровь, и у меня немного дрожат коленки, хотя теперь у них уже нет такого права.
– Ты думаешь, у тебя получилось бы лучше?
– Я знаю, что у меня получается лучше. Почему Золушка не сильна в спорте?
Он качает головой.
– Не знаю. Почему?
Я начинаю отвечать:
– Потому что она…
Но Джексон прерывает меня прежде, чем я успеваю дойти до кульминации. Его губы приникают к моим, и в этом поцелуе я чувствую всю силу затаенного горя, отчаяния и нашей потребности друг в друге, которые все тлеют между ним и мной.
У меня перехватывает дыхание, я тянусь к нему, желая зарыться пальцами в его волосы – в последний раз. Но он уже исчез, и только стук захлопнувшейся двери напоминает о том, что он тут был.
По крайней мере до тех пор, пока по моим щекам не начинают течь безмолвные, неудержимые слезы.
Глава 8. Призракам не нужны грузовые такси, как и моему багажу
Всю неделю после того, как Джексон порвал со мной, я выходила из своей комнаты только затем, чтобы сходить на урок или в кафетерий, используя все возможные предлоги, чтобы оставаться там. Не хочу случайно встретиться с ним, ведь всякий раз, когда я вижу его в коридоре даже мельком, меня пронзает невыносимая боль.
В последнее время члены Ордена перестали ходить в кафетерий – надо думать, таким образом Джексон пытается дать мне прийти в себя. Я благодарна ему, хотя это и причиняет мне боль.
Я также начала избегать Хадсона, хотя и понимаю, что это отдает трусостью, ведь он только и делает, что старается быть мне другом. Но я не могу выкинуть из головы слова Джексона о том, каким делается лицо его брата, когда я поворачиваюсь, чтобы уйти.
Не знаю, правда это или нет, но знаю, что я не готова с этим разбираться. Лучше уж продолжать прятаться, пока я наконец не смогу думать о братьях Вега, не желая при этом свернуться в клубок и заплакать.
Хорошо уже и то, что сегодня утром я впервые за эту неделю не рыдала
