витрину, после чего ушла и не вернулась.
– Что это было? – спрашиваю я и смотрю то на Джексона, то на Амку, то на моего дядю. – Я что, использовала какой-то вид магии, доступный только горгульям?
Амка качает головой, и я вижу на мониторе, как беру атаме из витрины и, вытаскивая из нее руку, рву рукав моего блейзера.
– Я совершенно не помню, как отпирала эту витрину, – говорит она.
– Хадсон. – Джексон произносит это тихо, его тон полон ярости и, возможно… страха? Это неприятно поражает меня, потому что такого с Джексоном не бывает почти никогда.
– Что? – удивляется мой дядя. – При чем тут Хадсон?
– Он часто творил такое, когда мы с ним были детьми. Ему нужно поговорить с человеком напрямую, но он может убедить любого сделать что угодно, и для этого достаточно всего одного – его голоса.
– Творил что? – спрашиваю я, чувствуя, как страх запускает в меня свои когти. – Что творил Хадсон?
Джексон наконец отрывает взгляд от видео на мониторе.
– Он использовал свой дар убеждения, чтобы склонять людей делать то, чего ему хочется.
Глава 26. Владеешь, значит, имеешь
Слова Джексона повисают между нами и висят несколько секунд, их ужас становится осязаемым, и мое тело напрягается, мороз бежит по спине.
– Что это значит? – шепчу я наконец. – Хадсон здесь? Я привела его с собой? Он что, склоняет меня творить все эти вещи?
– Да, он определенно здесь, – соглашается дядя Финн. – И вопрос заключается только в том, что нам теперь делать.
– Но где же он? – спрашиваю я. – Почему мы не увидели его?
Я перевожу взгляд с унылого лица моего дяди на разъяренное лицо Джексона, затем вижу сочувствие, написанное на лице Амки, и огорчение, которое Мэйси пытается скрыть, но тщетно, и мне становится все тяжелее и тяжелее.
Потому что на меня всей своей тяжестью обрушивается правда.
– Нет, – говорю я, качая головой, мучимая одновременно паникой, отвращением и ужасом. – Нет, нет, нет. Не может быть.
– Грейс, все в порядке. – Джексон делает шаг вперед и кладет ладонь на мое предплечье.
– Ничего не в порядке! – Я почти что кричу на него. – Все ровно наоборот.
– Дыши, – говорит мой дядя. – Мы можем кое-что предпринять, чтобы попытаться это исправить.
– Чтобы попытаться это исправить? – переспрашиваю я со смехом, в котором слышу истеричные нотки. – Да ведь внутри меня живет чудовище. Внутри.
– Есть варианты, – нарочито спокойным тоном говорит Амка. – Есть несколько вариантов, которые мы можем испробовать прежде, чем начинать паниковать…
– Не хочу показаться грубой, Амка, но думаю, ты хочешь сказать: прежде чем ты начнешь паниковать. Потому что лично я уже паникую.
Паника душит меня, и, кажется, на сей раз мне уже не удастся избежать панической
