ну как-то надо обходительнее с людьми. Не спеши говорить всё, что приходит на ум, перед тем как сказать – подумай десять раз. А во-вторых, зачем мне давить на больную мозоль, а? Проехали.
Мила поднялась и подошла к окну, глядя на чёрные чернила, обильно разлитые летучими мышами на оконное стекло. Рядышком закричал сыч, и обе женщины вздрогнули, представив кричащего от ужаса ребёнка, заблудившегося в дикой пуще, обложенного роем диких бестий, и своей кожей ощутили страшное одиночество и страх, грязными мухами закрывающий глаза.
Девочка по-прежнему сидела, склонив голову. Она сжалась, приподняв острые плечи, и попыталась хоть как-то исправить своё беспросветное положение.
– Прости, мама.
– Нет, не извиняю, ты уже достаточно взрослая, – не поворачиваясь, сухо ответила Людмила. – Я искала и ждала твоего отца несколько лет и не обязана разыскивать его вечно. Да, моя бабушка ожидала всю свою жизнь деда с фронта. А что у нас сейчас война? Пойми, он бросил нас и ни разу не приехал в посёлок, в котором вырос, не позвонил, не написал.
– Наверно, есть веская причина, почему он так сторонится нас и нашего посёлка, – предположила Алёнка, – надо попробовать выяснить, чтобы понять в чём дело и тогда принять решение.
– Я не знаю этой причины. Возможно, какие-то слухи или разговоры, но я была верна ему, видит Бог. Нормальный мужчина должен вначале решать проблему мирно, ну потом, если совсем нет мозгов, с кулаками, но не прятаться на краю света. Так, по крайней мере, меня учил твой дедушка.
– Прости, я может быть неправа, но не могу иначе.
Мила промолчала, она продолжала смотреть в ночь, разговор её тяготил, и она прекрасно знала, чем заканчиваются подобные выяснения отношений – рёвом обеих. Девочка встала и налила себе немного кипятка. Плеснув из банки варенья, она долго мешала розовую жидкость, не зная впрочем, что с ней делать. Пить не хотелось.
В стекло ударился большой мотылёк и упал в траву, оставив после себя на стекле только серое пятно. Дочь вздрогнула, отложила в сторону мельхиоровую ложку и просто улыбнулась, желая развеселить маму. Людмила моргнула и отвернулась от темноты, подумалось: надо сменить тему разговора.
– Я всегда полагала, что добро порождает добро. Вот приехал этот журналист, как там его, а – Женька, его учила мама и, может, что-то хорошее в него заложила, если он тратит своё время, бензин, чтобы хоть как-то приблизить час, когда схватят убийцу, – сказала Мила, глядя в глаза дочери, отчего с последней сползла идиотская улыбка. – Или убийц, почему ты не думаешь, что их могло быть несколько человек?
– Возможно. Надо подумать.
– Вот и размышляй, но только под одеялом. Марш спать!
– Я только помою посуду и лягу, спокойной ночи, мама.
– Хорошо, до завтра. А я пошла ложиться. Мне вставать рано.
За окном по-прежнему тявкал сыч. Несколько комаров надсадно звенели на кухне в ожидании позднего ужина. Тарелки и чашки быстро закончились. Девочка, не снимая футболки, немедля рухнула на кровать, и, как только голова коснулась подушки, её ресницы слиплись
