по утрам, я невольно вглядывалась в лица – ну что, когда они засмеются? Когда покажут, что им нужно от меня на самом деле? В моей голове одновременно жили две личности, одна из которых едко комментировала всякое доброе дело в мой адрес, а вторая уговаривала её не искать подвох. Первая всегда безраздельно царила, но тихий голосок второй вдруг начал крепнуть и звучать увереннее. Иногда появлялась третья, которая приказывала обеим заткнуться – а то за их галдежом я не слышала учительницу.
Сперва мы общались только в школе. Я сидела рядом с Костей, позади Захара и Влада, затылки которых могла бы изучить до мельчайших деталей, если бы они то и дело не поворачивались к нам. Мы вместе ходили в столовую, которая разительно отличалась от столовок общеобразовательных школ, к которым я привыкла. Когда я рассказывала про «внешний мир», стая недоверчиво хмыкала и переглядывалась. Облупленный кафель на полу? Сосиски и гречка? «Анастази изволит шутить», – говорил Захар в такие моменты.
Потом меня стали изредка приглашать в гости. От первых двух предложений я отказалась, сославшись на какие-то срочные дела после школы. На третий раз Влад пытливо заглянул мне в глаза: «В чём дело?» – и я не смогла снова слинять. У него была какая-то удивительная способность снимать неловкость. Казалось, что он в секунду прочитал все те возражения и страхи, которые толпились в моей голове и стёр их одной короткой фразой.
Я не сразу сообразила, что именно он верховодит в стае. Костя был сильнее и выше, Захар необычнее, Марисоль могла одним взглядом заткнуть кого угодно, а Ника занимала пост самой красивой девчонки школы. Любой годился на роль лидера. Но именно Влад решал, что они будут делать сегодня. Именно Влад выражал мнение группы. Именно Влад разрешал конфликты – и создавал их. Он был из семьи потомственных политиков, настоящих, не тех, что забрались в Думу прямо с татами или ледовой площадки, наследник советской дипломатической школы. Но в школе он был королём с собственной свитой.
Благодаря ему мне удалось быстро влиться. Если с другими ещё возникали моменты неловкости, с ним – никогда. Всё казалось естественным и правильным, словно мы были знакомы тысячу лет. И не были разделены дурацкими классовыми условностями. Сближение было таким быстрым, что я специально тормозила, как на слишком крутом склоне. Чтобы не покатиться кубарем в зияющую пропасть.
Теперь я была с ними. Как они. Пусть меня считали недостойной выскочкой, но вслух ни одна скотина этого сказать не посмела бы. А за спиной… Что же, к перешёптываниям и косым взглядам мне не привыкать. Стоило мне повернуться к очередному шушуканью, как оно стихало. Не знаю, что тому причиной – моё членство в стае или то, что рассказала им Юлечка Пономарёва. Клокочущая ярость, которая затмевала сознание красным туманом, в стенах школы наконец-то оставила меня.
Но стоило мне сойти со школьного крыльца, выйти за высокую красивую ограду, как я снова становилась собой. Втискивалась на заднее сидение маршрутки и тряслась в ней сорок минут, чтобы добраться до дома. Немного задерживалась у подъезда, вжимая твёрдые
