гораздо большей популярностью, нежели преимущественно мужская, буржуазная, ориентированная на печатное слово гражданская культура [Habermas 1991].
Но путь от театральных образов, историй, метафор и других художественных тропов, наполнявших эти разнообразные средства информации, до политических и философских дискуссий не был улицей с односторонним движением. Существовал взаимообмен между театром и философскими сочинениями, сообщениями от миссионеров и путешественников, аболиционистским активизмом, представлениями менестрелей с блэкфейсами, уличными шествиями, изящными искусствами, политическими карикатурами, научными трактатами, песнопениями, патриотическими гимнами и политическими сочинениями. Один из примеров этой взаимной проницаемости между документом и перформансом – то, как театр преобразовывал философские трактаты, политические дискуссии о гражданских правах и научные теории о расе в популярную и доступную форму как для грамотных, так и для неграмотных. Это помогает объяснить, каким образом идеи о рабстве, расовой принадлежности и правах человека начинали свободно циркулировать за пределами интеллигентских и научных кругов. Театр и популярная культура придавали мощный импульс этим дискуссиям, пока межрасовые отношения в обоих городах развивались под давлением демографических и экономических факторов. Крайне важно, что театральные представления вплетались в более обширную культурную ткань политики, визуальных искусств, печати и уличных перформансов; взаимный обмен между всеми этими формами выражения помогал создавать трансатлантический лексикон рабовладения и аболиционизма.
Это исследование сосредоточено на двух важнейших городах британской Атлантики XVIII–XIX веков, Лондоне и Филадельфии, и культурном обмене между ними. Такой подход имеет как сильные, так и слабые стороны. Пьесы, карикатуры, баллады, афиши и политические сочинения распространялись повсюду во многих городах и странах. К примеру, труппа Нового театра, состоявшая преимущественно из британских актеров, совершала ежегодное межсезонное турне, включавшее в себя Балтимор, Бостон и Александрию; спектакли и исполнители ролей из этой театральной компании также мигрировали в Нью-Йорк. Между тем актеры трех лондонских театров, имевших королевский патент на исполнение сюжетных драматических произведений (Друри-Лейн, Ковент-Гарден и Хеймаркет), проводили свое межсезонное время, совершая туры в Дублин, Бристоль, Ливерпуль, Бат, Калькутту, Сенегал и другие части Британской империи. Таким образом, существуют явные ограничения методики, принятой в этой книге: нельзя прямо или точно экстраполировать культурный обмен между Лондоном и Филадельфией на полноценную концептуализацию ранней Американской республики, Британию XVIII–XIX веков или мир британской Атлантики в целом. Пьесы, карикатуры, стихи и аболиционистские сочинения публиковались во множестве городов и стран, и их создатели путешествовали повсюду,
