повторил Антонио и отпил глоток из своего стакана.
– Ты слышал, Бенвенуто, Антонио вчера закончил свою картину, – прошептал Франческо.
– Ту, что он писал для синьора Джулио?
– Да, ту самую. «Христос и Мария Магдалина».
– Антонио, поздравляю тебя с завершением работы! – прокричал Бенвенуто, напрасно стараясь перекрыть шум. – Не услышал. Ладно, потом подойду к нему и поздравлю… Картина действительно великолепная. Ты ее видел? Нет? Как ты мог! – сказал он Франческо. – Сходи и посмотри, пока синьор Джулио не увез ее из мастерской Антонио. Христос на ней – цветущий мужчина, а Мария Магдалина – пленительная молодая женщина. И вот, между ними идет напряженный внутренний поединок: кто кого? Христос ли обратит грешницу к Богу, или она склонит сына Божьего к греху? Он увещевает, а она соблазняет, – и видно, сколь сильна воля Христа и святость его: ведь он имеет плоть человеческую, которая требует своего, однако, как мы знаем из Писания, он не поддался зову плоти и не соблазнился прелестями Магдалины, но привел ее к непорочной жизни. Глядя на картину Антонио, понимаешь все величие земного подвига Христа. Мало кто смог бы устоять перед красотой Магдалины; мы бы с тобой, наверное, не устояли бы!
– Да, я бы точно не устоял! – расхохотался Франческо и поправил повязку на голове.
– Что, болит голова? – сочувственно спросил Бенвенуто.
– А, ерунда! Почти все прошло. Но если бы не ты, меня бы тогда убили, – Франческо обнял его. – Поедем со мной к папскому двору, Бенвенуто! Я собираюсь поступить в гвардию Его Святейшества, как только голова совсем заживет.
– Как странно! Сегодня мне во второй раз предлагают ехать к Папе. Может, это – знак судьбы? – задумался Бенвенуто.
– А кто тебе еще предлагал?
– Друг моего отца. Он говорил о богатых заказах, которые Папа дает мастерам.
– Ну так поехали! Поедем? – горячо скзал Франческо.
– Посмотрим… Эй, Антонио! Антонио! Я хочу выпить с тобой! – Бенвенуто встал со своего места и подошел к Антонио. – Ты написал чудесную картину. Я не завистлив, но ныне я завидую тебе, как утром завидовал непревзойденному Микеланджело. Я бы так хотел приблизиться к его уровню, только приблизиться, ибо превзойти гения нельзя: он поднимается на такую высоту, выше которой только Господь, и по той тропе, по которой прошел гений, другим уже не пройти. Ты, Антонио, тоже гений; ты напишешь, дай Бог, еще много картин, но если ты даже умрешь сегодня, твоя слава не умрет с тобой и переживет тебя на века. Я завидую тебе, Антонио. За тебя, мой товарищ по служению музам!
– За всех, кто служит искусству! – Антонио ударил своим стаканом о стакан Бенвенуто.
– Вы выпили? Без нас?! Что за безобразие! Договорились пить поровну! Трактирщик, еще одну бутылку! – зашумели их приятели.
– Друзья, я хочу сказать! Послушайте же меня! – прокричал Антонио, постучав стаканом по столу. – У меня есть предложение. Слушаете? Так вот, я приглашаю в воскресенье всех вас к себе на ужин.
