перевернутый пластиковый стакан, крышки и соломинки нет, лед катится по ногам, диетический «Спрайт» образовал лужу на кремовом кожаном сиденье внедорожника. Руби тянется со своего места взглянуть на происходящее со странно торжествующим выражением лица.
– Я же говорила тебе, что это плохая идея, – замечает Клэр. Не может сдержаться. Потому что да, говорила, а он, как всегда, проигнорировал. – Говорила, что нужно взять чашки-непроливайки. С ними такого бы не случилось.
Шон крепче сжимает руль.
– Конечно, – говорит он своим размеренным тоном, который использует при детях. – Они вообще должны были ехать в «Приусе» с Эмилией.
– Что ж, если бы кое-кто держал себя в руках, когда находится рядом с Эмилией, было бы вообще отлично, – парирует она.
– Сколько раз я должен… – начинает он, затем вздыхает, как терпеливый воспитатель, разговаривающий с ребенком, и берет себя в руки. – Ты параноик.
Клэр бросает на него выразительный взгляд.
– Господи, – бормочет Шон и съезжает на обочину.
На трассе М3 глухой затор: все решили сбежать куда-то на последние длинные выходные лета, и лишь господу богу известно, как все эти люди смогли выехать в четверг. Им точно понадобится минут десять, чтобы кто-то из водителей впустил их обратно в поток. Он давно заметил эту тенденцию в пригородах. Лондонские водители пропускают друг друга постоянно (весь город бы заглох, если бы они этого не делали), но стоит выехать за М25, как все ведут себя так, словно ты пытаешься украсть их место на дороге. Так странно. А еще говорят, что лондонцы грубые.
Он сидит за рулем и ждет, пока жена пошевелится.
«Нет уж, – думает Клэр. – Этот хаос – твоих рук дело. Ты настоял на том, чтобы мы купили им гигантские напитки, и не захотел переливать их в непроливайки. Это твоя проблема. Твоя очередь все разгребать». Она снова надела темные очки и разглядывает мусор, валяющийся на траве, руки сложены на коленях.
– Ну?
Она медленно поворачивает голову.
– Что? – Пауза. – Это и твои дети, Шон.
Шон чувствует небольшой прилив ярости, но отстегивает ремень безопасности и выходит из машины. Стоя посреди сорняков и мусора, он делает пять глубоких вдохов и выдохов, прежде чем продолжить. «Надо держать себя в руках, – думает он. – Коко не виновата. Ей всего три года. Все трехлетки так делают. Нельзя винить ее за ее мать».
Через стекло он видит, как рот Коко становится квадратным, и до него доносится вой, похожий на далекую полицейскую сирену.
– Все в порядке, детка. Я уже иду. – Его слова тонут в горячем августовском воздухе.
Он обходит «Ровер» и открывает багажник. При виде царящего там бардака Шон впадает в ступор. Клэр совершенно не умеет организовывать пространство. Когда их отношения только начинались, это казалось ему очаровательным: такая рассеянная, богемная, беззаботная. Но сейчас он в ярости. «Можно подумать, у нее других дел много, – думает он. – Как до
