он об этом заговорил, и почему она почти не замечала убывания пыла и частоты.
Но она всегда любила его, всегда была ласкова, верна, внимательна – совсем недавно, в прошлом году, нежно ухаживала за ним, когда он сломал запястье и ногу в Мерибеле во время дурацкого лыжного спуска наперегонки со старыми школьными друзьями. Она тешила его, садилась верхом, и вспомнила сейчас, как он ухмылялся, лежа в своих гипсовых доспехах. Она не знала, как на все это сослаться в свою защиту, да и нападали на нее по другому поводу. Не преданности у нее не хватало, а страсти.
А потом – возраст. Не полное увядание, еще нет, но брезжило, проглядывало, как, бывает, проглянет при определенном освещении в лице десятилетнего взрослый. Если Джек, развалившийся напротив, выглядел нелепо с таким разговором, то насколько же нелепее выглядела, наверное, она в его глазах. Белые волосы у него на груди, которыми он все еще гордился, кудрявились в расстегнутом вороте, докладывая, что они уже не черные, макушка оголилась на монашеский манер – для компенсации, но неубедительной, он отрастил длинные волосы, икры стали менее мускулистыми и не заполняли штанины джинсов; в глазах уже тень будущей рассеянности и под стать ей слегка запавшие щеки. Так что сказать тогда о кокетливо оплывших щиколотках, кучевым облаком набухающем заде, раздавшейся талии, отступающих деснах? Все это пока – в параноидных миллиметрах. Что еще хуже – особая обида, припасенная годами для некоторых женщин, – углы рта у нее начали опускаться с выражением постоянной укоризны. Уместно у судьи, который хмурится со своего трона на адвоката. Но у возлюбленной?
И вот они, как юнцы, приготовились обсуждать друг друга в деле Эроса.
Сообразительный в тактике, он проигнорировал ее ультиматум. И сказал:
– Я не считаю, что мы должны отказаться друг от друга. Ты.
– Это ты уходишь.
– Думаю, и ты к этому причастна.
– Не я готова разрушить наш брак.
– Это твое мнение.
Он произнес эти три слова рассудительно, запустив их в дупло ее неуверенности, зная, что в любом сложном конфликте она склонна сомневаться в своей правоте.
Он осторожно глотнул виски. Он не собирался отстаивать свои потребности в пьяном виде. Он будет серьезен и рассудителен – она предпочла бы, чтобы он был скандально неправ.
Глядя ей в глаза, он сказал:
– Ты знаешь, что я тебя люблю.
– Но хочешь кого-нибудь помоложе.
– Я хочу половой жизни.
Тут бы ей дать ласковые обещания, привлечь его к себе, извиниться, что была занята, или устала, или была неотзывчива. Но она отвела взгляд и ничего не сказала. Она не собиралась обещать из-под палки, что оживит их постельные отношения, к которым не испытывала сейчас вовсе никакой тяги. Тем более подозревая, что он уже сошелся на стороне. Он не потрудился это отрицать, а она не желала спрашивать еще раз. Не только из гордости. Она страшилась ответа.
– Ну, – сказал он после долгой паузы. –
