повстанцев ушедших из деревень, чтоб не подвергать деревни обстрелам. Остаться в холода без жилья никто не хотел. Ранней весной в лесу спасения нет.
Безоружным оборону построить невозможно. Надежд на победу мало. Что это было – жест отчаяния, когда терпеть уже нет сил или – надежда на чудо?
Все крестьянские бунты и войны были окрашены в красный цвет пожарищ и крови и не решали вопроса, что единственным хозяином на земле должен быть тот, кто её пашет. «Земля божья – вот и весь сказ и на ней все равны. Кто как трудится – тот так и должен жить.»
Слабое весеннее солнце искрило снег. Степан, с
командиром отряда, на лошадях направляли отряд по
санному пути к видневшемуся вдалеке голому лесу. Следы сапог, валенок и лаптей указывали направление исхода крестьян, а широкая и, хорошо утоптанная, дорога говорила о том, что лес стал убежищем для многих. На двух санях тащились пулемёты и патроны. Хмурые бойцы мерно
шагали, уперев глаза в дорогу, не глядели друг на друга, и молчали. Что происходило в их головах Степан представлял и сам думал о том же: «Как обойтись без крови». Молодой командир шарил биноклем по лесу. На опушке леса появилось тёмное пятно всё более разрастающееся как чёрная туча н грозовом небе. Тысячи полторы повстанцев рассыпались по белому снегу, как брошенная неумелым
сеятелем горсть зерна. Отряд сблизился с повстанцами. Бойцы рассыпались в жидкую цепь и с напряжением ждали команды. Два пулемёта развернулись в сторону леса и пулемётчики, лёжа на санях, через прицел ощупывали
тёмную массу. Комиссар направился в сторону мятежников. Степан взял бинокль у командира и стал рассматривать ряды заматерелых бородатых мужиков с угрюмыми
решительными лицами. Были в их рядах и совсем молодые, безусые парни скрывающиеся от военных мобилизаций.
Огнестрельного оружия Степан не разглядел. Вилы, дубины и топоры – против пулемётов! Комиссар, не доходя шагов сто до мятежников, прохрипел в рупор:
– Предлагаю всем сдать оружие и выдать подстрекателей! Обещаю сохранение жизни и справедливый суд. Жду десять минут. В случае неисполнения открываем огонь и вершим суд военного трибунала на месте по законам военного
времени! Родственники зачинщиков будут репрессированы, а дома сожжены.
В ответ прокричали:
– Обещайте отряды продовольственные распустить и
мужика работящего до советов допустить.
– Полномочий у меня таких нет и обещаний других я
давать не буду… Я всё сказал. Время пошло, -ответил
комиссар.
Десять минут прошло… Двадцать минут прошло.
Противники недвижно, в напряжении стояли друг против друга. Какие мысли мутили головы стоящих друг против друга детей крестьянских – не нехристей, а крещёных в
купели и с крестиками на шее?
Вдруг,
