Я не заметил, вроде такая же, как всегда.
– Вот это платье вчера вечером пришлось срочно перешивать: горничная не смогла застегнуть его на спине.
Осторожно повернувшись в кресле, Том выглянул из-за спинки, изумленно уставился на девушку и впервые в жизни был сражен наповал, даже дыхание перехватило. Она была прекрасна, как только могут быть прекрасны огонь и солнечный свет, и олицетворяла собой все, что он упустил в своей неблагополучной юности, каждую утраченную надежду и возможность.
– Просто послушай меня, – пробормотал Уэстон. – Нет никаких причин переживать: ты либо непременно встретишь того, кого полюбишь, либо пересмотришь свое отношение к какому-то знакомому джентльмену. Некоторых мужчин надо просто распробовать – как устрицы или сыр горгонзолу.
Девушка судорожно вздохнула:
– Кузен Уэст, если я к двадцати пяти годам не выйду замуж, а ты все еще будешь холост, станешь моей устрицей?
Повисла пауза: явно пребывая в растерянности, Уэстон уставился на собеседницу, – потом опять послышался ее голос:
– Давай договоримся, что, если не найдем никого другого, когда-нибудь поженимся. Из меня получится хорошая жена, я всегда мечтала о своей собственной семье, доме, где каждому хорошо и каждому рады. Ты же знаешь, я никогда не ворчу, не хлопаю дверьми и не дуюсь по пустякам. Мне просто нужно о ком-то заботиться, для кого-то быть нужной. Прежде чем ты мне откажешь…
– Леди Кассандра Рейвенел, – перебил ее речь Уэстон, – это самая идиотская идея со времен вторжения Наполеона в Россию.
– Почему? – с упреком вопросила девушка.
– Помимо невообразимого множества причин, ты слишком для меня молода.
– Ты не старше лорда Сент-Винсента, а он недавно женился на моей сестре!
– Внутренне я старше его на десятки лет. Моя душа сморщена, как изюм. Поверь мне на слово, ты не захочешь быть моей женой.
– Все лучше, чем остаться в одиночестве.
– Какой вздор! Быть незамужней и быть одинокой – совсем не одно и то же! – Уэстон поправил выбившийся из прически кузины золотистый локон, который прилип к ее щеке на месте высохшей слезинки. – А теперь иди-ка, умойся и…
– Я готов стать вашей устрицей, – Том наконец поднялся с кресла и подошел к парочке, которая уставилась на него с открытыми от изумления ртами.
Да он и сам немало удивился. Если он и был в чем-то хорош, так это в ведении деловых переговоров, а начинать их явно стоит по-другому. Всего парой слов он сумел выставить себя в самом невыгодном свете, но ему так понравилась эта девушка, что он ничего не мог с собой поделать. Чем ближе Том к ней подходил, тем труднее становилось ему мыслить здраво. Сердце колотилось как сумасшедшее.
Кассандра придвинулась ближе к Уэстону, словно ей требовалась защита, уставившись на Тома как на умалишенного, и едва ли ее можно было за это винить. Он уже пожалел, что открылся, но отступать было
