style="font-size:15px;"> Он прав. Когда мой отец был жив, Аксель помогал ему в сезон ягнения. Я тоже помогала отцу, так часто, как только мама и бабушка разрешали мне.
Однажды ночью, когда мне было тринадцать, а Акселю пятнадцать, у двух овец начались схватки. Папа помогал одной, а мы с Акселем вместе приняли двойню от второй – очень трудное испытание. Никто из нас никогда не помогал овце рожать без присутствия отца.
Ситуация осложнилась, когда на свет появился второй ягненок, который не дышал. Мы с Акселем сделали все возможное, чтобы он ожил. Мы трясли его за задние ноги и растирали соломой. Когда из крошечных легких ягненка наконец вырвалось громкое блеяние, я разрыдалась. Аксель притянул меня к себе и позволил плакать у него на плече.
– Сколько бумажек у тебя было? – вновь спрашивает он.
Я выпрямляюсь.
– Семь.
– Семь! – Он давится от смеха. Я хлопаю его по руке и пытаюсь сдержать улыбку. Его хриплый смех невероятно заразительный.
Я оглядываюсь на жителей деревни. Несколько из них, включая господина Освальда, председателя деревенского совета, смотрят на нас, сдвинув брови под таким углом, что могут соперничать со скошенными хохолками больших рогатых сов. В конце концов они теряют интерес, и, как только отворачиваются, Аксель подталкивает меня локтем.
– Пошли. Если поторопимся, то еще все исправим.
– Что исправим?
– Все эти лишние листочки. Их нужно вытащить из кубка.
Я зарываюсь пятками в пожухлую дикую траву.
– Нет.
– Люди поймут, что ты нарушила существующий порядок вещей. Твое имя уже вытаскивали в этом году.
– Кто помнит, что произошло одиннадцать месяцев назад? Теперь мне семнадцать и…
– Клара…
– Час настал! – объявляет деревенский часовщик. Его голос звучит громко, но похож на смертный приговор. – Соберитесь вокруг, чтобы узнать, кто же выиграет в лотерею.
Всякая болтовня мгновенно замолкает. Слышен только шелест травы, по которой пробираются сельские жители, молчаливые, как плакальщицы на похоронах. Для многих надежда на то, что ритуал, проведенный в этом месяце, принесет благоприятный результат, висит на волоске тоньше паутинки.
Непринужденность Акселя улетучивается. Он потирает затылок и наклоняется к моему уху.
– Ты все еще можешь поговорить с господином Освальдом, – тихо предлагает он. – Еще не слишком поздно, чтобы признаться в том, что ты натворила.
Я отстраняюсь и скрещиваю на груди руки. Почему Аксель не хочет, чтобы меня выбрали?
– Ты сомневаешься в моих возможностях? – так же тихо спрашиваю я.
– Не в этом дело.
– Ты видел мою карту. Я подготовлена больше, чем любой другой.
– Я знаю, но лес… – Его взгляд скользит к возвышающимся за лугом деревьям, и его плечи вздрагивают. – Не стоит искушать судьбу.
Я поднимаю бровь.
– А не пора ли кому-нибудь это сделать? – Я позволяю
