количество жертв составляет двести человек…
Агата Ришар. Боги! Её имя ворвалось в поток мыслей короткой, но такой яркой вспышкой, что перехватило дыхание. Где она сейчас? Что с ней случилось? Кто она такая?
Всё, что говорил Габриэль Эттвуд, являлось ложью. Не было никакого семейного проклятия, связывавшего Анику и Агату с древним кланом, и либо сумасшествие Агаты Ришар оказалось простым совпадением, либо она была связана со мной. С Маат.
– Когда это случилось? – бросив взгляд на Ахмета, внимающего новостям с таким встревоженным видом, будто слышал всё это впервые, спросила я.
– Четыре месяца назад, госпожа.
Четыре месяца. С того дня прошло целых четыре месяца. Стоп. Я же не могла так долго бредить. Или могла?
– Страшный был день, – продолжал Ахмет, не обращая внимания на то, что моё лицо превратилось в огромный вопросительный знак. – Везде выключился свет. Как сейчас помню: мы с Фирузе вышли, заслышав гром, но… – он улыбнулся, видимо насмехаясь над тем, что счёл возвращение богов громом, – то был не гром, а великая сила, разорвавшая небо на части.
Сжимая в пальцах серебряный поднос, на котором в тарелках дымилось что-то, от чего у меня вновь заурчал желудок, радостная Фирузе выпорхнула из кухни.
– Какая это великая честь, госпожа, угощать вас с нашего скромного стола!
Я ответила ей натянутой улыбкой и уставилась на кусок хлеба, покрытый красным джемом. Хмыкнув, я отодвинула тарелку кончиком указательного пальца и, всё ещё натянуто улыбаясь, потянулась за свежими овощами.
Мне не хотелось разговаривать. Мне не хотелось, чтобы на меня смотрели, но Фирузе и Ахмет перестали бы таращиться лишь в том случае, если бы лишились глаз. Они видели во мне то, что я сама не видела в себе.
В голове не было мыслей. Ни единой мысли, способной связать минувшие события воедино. Я чувствовала себя так, словно впала в кому на долгие столетия, словно уснула в пятнадцатом, а проснулась в двадцать первом веке, и кто-то из врачей сообщил: «Ты – Маат».
Я не знала, что я Маат, но мне сказали, что я – это она. И никому не было дела до того, что я сама думала обо всём этом, ведь у меня не было выбора. Не было права сомневаться, кричать, что все вокруг сошли с ума и я хочу домой, в Париж. Хочу увидеть маму и Александра Робинса…
Я тяжело вдохнула и, прищурившись, подумала: «Боги, если всё это правда, дайте мне знак».
И они дали. Следующим днём, когда я лежала на кровати и смотрела в потолок, в комнату вошла женщина, сотканная из сияния и теней. И имя ей было Бастет.
II
Она стала приходить ко мне каждую ночь. Подобно сказке или миражу, Бастет появлялась у моей кровати после захода солнца.
Я познала нежность и тепло чужих касаний. Одинокие дни наполнились смыслом, ведь теперь я жила в ожидании того, чтобы коснуться её бархатистой кожи.
– Я… богиня? – приподняв подбородок, спросила я.
