«Ворон Итсати» был по гутанскому обычаю назван в честь могучего врага. Вождь Великой Степи, так прозванный, отправился в увенчавший его имя славой набег на Айкатту во времена Попе́и-лоро, троюродного прадеда Каи. С тиванской точки зрения, называть несомый водородом воздушный корабль в честь противника пусть и славного, но разорванного в ходе того же набега взрывом пушечного ядра в мелкие куски, не стоило. Это было только одной из причин, почему древний «Ворон» не внушал Кае особого доверия, несмотря на похвалы, рассыпанные ему Самбором, а отчасти, возможно, и благодаря этим похвалам: «Добрая работа, теперь уж так не строят. Не парусина, а промасленная шерсть, а крыло-аэростат – это вам не плёнка, а настоящие рыбьи пузыри»!
Висевшая под тем самым крылом-аэростатом, наполненным взрывоопасным газом, открытая сверху плетёная скорлупка, обтянутая для обтекаемости той самой промасленной шерстью, скрипела на ветру. В неё едва вмещались трое путешественников, их нехитрые пожитки, и картечница. Последняя как раз не вызвала одобрения венеда: «Четверть вершка, для чего бы? Если пчела за нами погонится? Так в пчелу попадёт – отскочит»!
– Никто точно не знает, что с ним вышло, – Самбор вздохнул. – Не нашли ни стратоплана, ни тела. Лётчики народ суеверный, одни говорят, долетел до Альвхейма[121], а другие клянутся, что до сих пор так и летает, и что сами его видели.
Кая вспомнила «Ночной полёт» и «Звёзды над песками» и мысленно согласилась, что такой удел очень подошёл бы для ярла Виламира. Ему – вечно летать, а Гатлайте из Гуаймо́ко – вечно ждать, смотря с башни замка на дымку над аэродромом. «Таков закон: всё лучшее в тумане,
А близкое иль больно, иль смешно.
Не миновать нам двойственной сей грани:
Из смеха звонкого и из глухих рыданий
Созвучие вселенной создано».[122]
– Почто ж прямо так врать? – Вамба схоласт был, похоже, другого мнения.
– Не врут они, сдаётся мне. Особенно кто летает на стратопланах. День, другой летишь один над облаками, и начинаешь видеть вещи. Один из моих учителей, Видальд Змей, рассказывал, как ему примерещилось, что рядом с ним летит…
– Виламир? – спросила Кая.
– Нет. Свинья.
– С крыльями? – астроном улыбнулся и наконец разжал пальцы правой руки, отпустив краешек сиденья.
– Нет, свинья как свинья, толстая, в кожаной куртке, в лётных очках, и за штурвалом здоровенного красного гидроплана.
– Если б он увидел Виламира, вышло бы красивее, – разочарованно сказала Кая.
– Кто его увидел, говорят, долго не заживается.
Чуть подумав, Самбор добавил:
– Ещё говорят, парящего ярла может увидеть только настоящий лётчик. Короче, живи он в одно время с Йокки Законоговорителем или Веландом Кузнецом, и у лётного промысла был бы свой бог.
– Я вспомнила,
Альвхейм – мифическая земля альвов.
Из стихотворения Владимира Соловьёва.
